Последнее письмо
Надя никогда не видела своего отца. Когда подросла и спросила маму о нём, та только отмахнулась:
— Что, со мной плохо?
Галина Петровна любила дочь, хоть и не баловала. Как не любить скромную девочку с большими глазами? Хлопот она не доставляла — училась хорошо, по улицам не шлялась, маму слушалась.
Обычная девчонка, не красавица. Не всем же быть принцессами. Ни разу никто из взрослых не сказал, что она хорошенькая. «Вылитая мать!» — вот что слышала чаще всего.
Мама не пользовалась духами, не красилась, на каблуках не ходила. «Какие каблуки? Целый день на ногах у станка — к вечеру ноги как чужие», — ворчала она. Работала на текстильной фабрике. В цеху грохот стоял такой, что все кричали, даже когда просто чай пили.
После девятого класса мама отправила Надю на лето в деревню к своей подруге Лукерье. Видимо, у неё намечались свои дела. Дочь только мешала бы.
— А как вы с мамой познакомились? — спросила Надя тётю Лушу. — Она же городская, а вы тут…
— Да твоя-то мать сама деревенская! Мы с ней с детства дружили. Потом она в город подалась, на фабрику устроилась. Разве не рассказывала? Стыдилась, наверное, что из глубинки. — Тётя Луша вздохнула. — А я замуж вышла, детей бог не дал, муж на заработках пропал. Вот и живу одна. Твоя хоть родила тебя, а тут и мужиков толковых нет — все пьяницы.
— А мой отец? Вы о нём что-нибудь знаете?
— Как не знать? На фабрике одни бабы, мужики там редкие гости. Твой-то наладчиком работал — не красавец, но в женском коллективе любой на вес золота. Как у них с матерью вышло — не знаю, но ты у неё поздно появилась, годы уже не те.
Раиса красотой не блистала, поклонников у неё не водилось. Узнав, что будет девочка, даже обрадовалась — без отца проще. Родила для себя, так это называется. — Тётя Луха опять вздохнула.
С ней было легко болтать — не то что с мамой. И по хозяйству научила многому. А чем ещё в деревне заниматься? Ребятишки вокруг — все мелкие, не по возрасту Наде.
А в конце июля приехал к соседям парнишка. Надя его увидела — и сердце ёкнуло. Он деду помогал, воду из колодца таскал, а она из окна за ним наблюдала.
Как-то раз он пошёл на речку — Надя схватила полотенце и следом. Только потом вспомнила, что купальник забыла, но возвращаться не стала. Села на траву, смотрела, как он ныряет, фыркает, выныривая. Он её заметил.
— Чего сидишь? Вода — огонь! — крикнул.
Надя смутилась, хотела уйти, а он вдруг подошёл и протянул кувшинку, пахнущую тиной и солнцем.
Она в ответ дала ему своё полотенце. Разговорились. Серёжу родители отправили к деду, пока они разводятся и имущество делят.
— Что завтра делаешь? — спросил он.
— Ничего, тёте Лухе помогать буду. А что? — А у самой сердце колотилось, будто молотком по наковальне.
— Пойдём по грибы. У деда нога разболелась, а опята уже пошли.
— Пойдём, — ответила она и покраснела.
— Только рано, по росе. Я свистну, — пообещал Серёжа.
Домой шли вместе. Он прутиком сбивал крапиву у забора, а она несла мокрое полотенце на плече — казалось, будто он её обнимает.
Проснулась Надя чуть свет. То и дело на часы поглядывала — стрелки будто нарочно медленно ползли.
— Чего вертишься? — спросила тётя Луха. — Спи, ещё рано.
— С Серёжей в лес идём, боюсь проспать, — призналась Надя.
Тётка встала, принесла из чулана резиновые сапоги и какую-то мешковатую одежду.
— Это я не надену! Как пугало огородное! — взбунтовалась Надя.
— Надевай, дура. В лесу и змеи, и клещи. И волосы под платок заправь.
Нехотя Надя натянула на себя этот балахон, глянула в зеркало — хоть стой, хоть падай. А под окном свист — переодеваться некогда. Схватила лукошко и выбежала. Серёжа оценивающе оглядел её — сам был одет так же.
В лесу он грибы собирал, а Надя ни одного не видела.
— Ты вообще когда-нибудь грибы искала? — спросил Серёжа.
Она виновато помотала головой.
— Понятно, — вздохнул он и стал показывать, где искать, какие можно брать, а какие — ни в коем случае.
Увидит гриб — покажет ей, сам дальше идёт. Вскоре Надя и сама научилась их замечать.
— Молодец! — похвалила тётя Луха за полное лукошко. — Суп сварю, вам с матерью на зиму насушу.
А под окном опять свист.
— Беги. Жених, поди, купаться зовёт.
Надя вспыхнула и кинулась за купальником.
Так и прошёл весь месяц — лес, речка, магазин. Надя влюбилась сразу, как его увидела. Сердце замирало при каждом взгляде на него, от случайного прикосновения дрожала, как осиновый лист. По ночам мечтала, утро торопила — лишь бы скорее увидеться.
Незаметно пролетел август, приехала мама.
— Чем ты её тут кормила, Луша? В харчо её перевела? — мать разглядывала загорелую, округлившуюся дочь.
— На воздухе да на простой пище любая краше станет, — усмехнулась тётя Луха. — Грибов тебе насушила. Надя сама собирала. С другом, — добавила она.
— Рано ещё с парнями по лесам шляться! Не ожидала я от тебя, Луша, — нахмурилась мать. — Собирайся, завтра уезжаем.
— Ещё рано! — чуть не расплакалась Надя.
— Одежду купить надо, тетради. Собирайся.
Надя выбежала в огород, бросилась к Серёже.
— Мать приехала? Уезжаешь? — догадался он.
А она говорить не могла — ком в горле.
— Дай адрес, я писать буду, — попросил Серёжа.
Надя рванула в дом, вырвала из тетради листок, вернулась — и вспомнила, что не написала адрес. Забежала обратно за ручкой и услышала, как мать с подругой заА когда они вместе выбирали обои для детской, Надя вдруг поняла, что больше не держит зла на мать — ведь если бы не её вмешательство, может, и не сложилось бы у них с Серёжей всё так, как сложилось.
