“Не прикидывайся дурой. Где мать спрятала перстень? Или ты его забрала? Говори!” — Павел болезненно сжал плечи Алевтины.
Алевтина всегда была некрасивой. Когда бабушка впервые увидела новорождённую внучку в роддоме, спросила у дочери, какое имя та выбрала.
“Настенькой”, — с нежностью ответила молодая мать.
“Анастасии — красавицы, а твоя дочь, прости, такой не станет. Назови Алевтиной. Так звали мою мать”, — вздохнула бабушка.
В детском саду все девочки были милыми: пухлощёкими, с большими глазами и кудряшками. Алевтина же — неуклюжей, с тонкими, прямыми волосами цвета пшеницы, которые вечно электризовались и торчали в стороны.
“Нелёгкая у неё жизнь будет. Замуж вряд ли возьмут. Говорила же, выбирать мужчину надо с умом. А ты?” — ворчала бабушка, заплетая жидкие волосы внучки в косички, на которых едва держались банты.
“Мама, хватит! С возрастом выправится”, — отмахивалась мать Алевтины.
К двенадцати годам Алевтина не стала привлекательнее. Высокая, угловатая, с короткой стрижкой, она выделялась в классе. Мальчишки дразнили её “жердью”. Она замкнулась, ни с кем не дружила, целыми днями читала книги.
В десятом классе она не пошла на выпускной. Платье, купленное летом, оказалось мало.
“Почему дома?” — спросила мать, вернувшись с работы.
“Зачем ты меня родила? Чтобы я мучилась? Мальчишки дразнят, на танцы не приглашают. Я уродина!” — выкрикнула Алевтина в истерике.
“Дочка, и у красивых жизнь не всегда складывается. Что поделать, если природа так распорядилась? Внешность — не главное”, — утешала её мать.
“А что главное? Деньги? За деньги всё можно купить, даже лицо. Но у нас их нет. Я не выйду замуж и детей рожать не буду. Не хочу, чтобы дочь страдала, как я”, — злилась Алевтина.
“Влюбляются в лицо, а ценят душу”, — с грустью сказала мать.
“Какая душа, если характер скверный? Как от чумной все шарахаются”. — В глазах Алевтины блестели слёзы. — “Почему ты не выбрала отца покрасивее?”
После школы Алевтина могла поступить в институт, но подала документы в медучилище. В детстве, лежа в больнице с пневмонией, она видела медсестёр ангелами в белых халатах. Да и волос под шапочкой не видно. Учёбы меньше, да и парней почти нет — дразнить не станут.
Училище она окончила с отличием. Пациенты её любили. Уколы ставила ловко, не спешила уходить из палат, выслушивала жалобы на болезни и невнимательных детей. В терапевтическом отделении лежали в основном пожилые люди.
Но иногда попадались и молодые. Один из пациентов, тридцатилетний Игорь, постоянно вертелся у медпункта, оказывал знаки внимания. Однажды поцеловал в процедурной, пригласил в кино после выписки. Но дни шли, а Игорь не звонил. Алевтина собралась навестить его.
“Дура ты, наивная. Женатый он”, — покачала головой старшая медсестра.
“Так из зависти говорите”, — обиделась Алевтина.
“Глянь в карту — там статус указан, и телефон жены”.
“Но она ни разу не приходила”, — заметила Алевтина.
“Потому и крутился вокруг тебя. Ты ему фрукты носила, домашнюю еду. Жена с двумя детьми, младшего месяц назад родила”.
“И про детей в карте написано?” — голос Алевтины дрогнул.
“Он в соседнем доме живёт. Жену его знаю. Если бы дело к серьёзному шло, давно бы сказала. А так… Видно, меня испугался. Осторожнее с такими. Не плачь, будет и твоё счастье. Мужчины медсестёр любят — ухаживать умеем, и укол поставим, если что”, — обняла её старшая медсестра.
В отделении лежала пожилая интеллигентная женщина. К ней никто не наведывался. На тумбочке не было апельсинов, не стояла банка с клюквенным морсом.
“Вас никто не навещает. Почему?” — спросила однажды Алевтина.
“Муж умер десять лет назад, сын далеко. У него семья, работа, беспокоить не хочу. Сама справлюсь”, — ответила Галина Семёновна.
“Но что важнее здоровья матери? Вас скоро выпишут, давление скачет, как вы одна жить будете?”
“Как-нибудь, Але́нька”, — улыбнулась она.
“Давайте я буду заходить? И укол поставлю, и давление проверю. Мне не трудно”.
“Неудобно как-то…”
“Мы ещё поговорим, а сейчас мне идти”, — Алевтина коснулась её руки и вышла.
После выписки она, как обещала, стала помогать Галине Семёновне. Готовила, убирала, ходила в магазин. Ей нравилось в просторной квартире.
“Муж был военным, генерал”, — с гордостью рассказывала Галина Семёновна за чаем. — “Полстраны объездили, под конец дали эту квартиру, да пожить в ней он не успел”.
“А сын почему не с вами? У вас же места много”.
“Его жена хотела разменять квартиру на две. Не желала с нами жить. А я устала от тесноты — отказалась. Мы с сыном поссорились. Муж переживал, вот и инфаркт”.
“Не только из-за этого. Когда-то он помог высокопоставленному чиновнику. Тот в благодарность подарил перстень с редким бриллиантом. После смерти мужа сын приезжал, просил отдать кольцо. Я отказала. Муж хотел передать его в музей. Часто разглядывал — огранка необычная”. — Галина Семёновна вышла и вернулась с небольшим свёртком. — “Вот, смотри. Можешь взять”.
“Тяжёлое”, — сказала Алевтина, примеряя перстень.
“Муж не делал экспертизу. Боялся: если подделка — расстроится, если настоящий — коллекционеры начнут охоту. Надо было давно в музей отдать”.
Алевтина заходила ежедневно. Как-то Галина Семёновна показала, где лежит одежда для похорон.
“А адрес сына? Телефон? Если что, ему сообщить надо”.
“Нет ничего. Муж выбросил после ссоры”.
Но однажды случилось то, чего боялась Алевтина — у Галины Семёновны случился инсульт. Алевтина нашла её слишком поздно. “Скорая” не смогла помочь.
Похоронила её сама, деньги нашли в пакете с одеждПосле похорон Алевтина решила, что больше никогда не позволит обмануть своё сердце, но жизнь, как всегда, распорядилась иначе.
