Вот как бы я рассказал эту историю по-русски, дружище:
Сергей запоздало осознал, что стоит на табуретке с верёвкой в руках, и со стороны это выглядело весьма подозрительно.
Он сидел на кровати в одних трусах, свесив ноги на пол. Ему опять почудилось, что мать зовёт его.
— Серёжа, сынок… Серёжа…
Почти каждую ночь он просыпался от её голоса. Понимал, что звать его она не могла — три недели назад она умерла. Но всё равно садился, прислушивался, ждал.
Последние полгода она не вставала. Сергей работал из дома, чтобы быть рядом. Пробовал нанять сиделку, но та через три дня сбежала, прихватив все деньги и мамины золотые серёжки. Больше он не рисковал.
Работая за компьютером, он постоянно прислушивался, вскакивал по первому зову. Уставал так, что иногда засыпал прямо у монитора. В ту ночь он тоже проснулся от её голоса, вбежал в комнату — но она уже не дышала. Он плакал и просил у неё прощения за то, что вместе с горем чувствовал облегчение. Отмучилась. Свободен.
Но прошло три недели, а радости не было — только тяжёлое одиночество и пустота.
Она всегда была весёлой, моложавой. Напевала, когда гладила или убиралась. Казалось, будет такой всегда. Сергей не мог представить, что она будет угасать в муках.
Спать не хотелось. Он глянул на часы — полседьмого. За окном — серый осенний сумрак. Он словно просочился и в комнату, съел все краски. Тихо, пусто, устало.
Ему казалось, он и сам стал серым, неживым. Сергей встал, оделся и подошёл к двери в её комнату. Заходил туда всего раз после её смерти — когда выбирал платье для похорон. Резко распахнул дверь. В нос ударил знакомый запах лекарств, мочи и больного тела. Не глядя на смятую постель, подошёл к окну, дёрнул штору и распахнул его.
В комнату ворвался свежий воздух с шумом просыпающегося города. И странным образом комната ожила, краски стали ярче. Сергей почувствовал прилив сил. Он стянул с кровати бельё, скинул мамин халат со стула — всё в кучу. Отнёс в ванную, запихал в стиралку.
Вернулся с ведром — одним движением смел в него пузырьки и упаковки с таблетками, стакан, из которого поил мать. Накрыл кровать покрывалом, выбросил хлам, вытер пыль. Комната не стала ярче, но дышать стало легче. Воодушевлённый, он убрал всю квартиру.
Посмотрел на результат и довольный подошёл к окну — на плите кипел чайник. Солнце, будто заражённое его энергией, прорвало облака. Вдали — рваная полоска голубого неба. Настроение поднялось.
В холодильнике — пусто. Сергей не помнил, когда ел в последний раз. Мать ела только жидкую перетёртую еду, он нехотя доедал за ней. Потом доедал с поминок. Но сейчас внутри — полупустая банка огурцов с плесенью на рассоле да бутылка прокисшего молока. Всё — в мусор.
Пришлось заварить кофе, но от него стало тошно. Сергей накинул куртку, сунул в карбан карточку, вышел. По дороге зашёл в магазин, купил хлеб, молоко, макароны, колбасу, яблоки… Мог накупить всего, но сдержался.
Дома сварил макароны, жадно съел два бутерброда. Услышал, как стиралка закончила.
Бельё не поместилось на верёвке в ванной. Балкона не было. Сергей почесал затылок — где сушить? Решил натянуть верёвку в комнате. В прихожей нашёл моток — мама складывала такие вещи «на всякий случай».
Не вовремя вспомнил Ольгу. Была у него девушка. Встречались два года. Мама не против свадьбы, но Сергей не торопился. Любил, но уставал от её вечных разговоров о будущем.
Мама говорила: «Не женишься сейчас — не женишься никогда». И он сдался. Но тут она заболела, Ольга сама отложила свадьбу. Кому охота возиться с больной свекровью?
Сначала приходила, помогала. Потом — только звонки. Потом и они пропали. Ему звонить было некогда.
После смерти матери он позвонил ей. Ольга что-то пробормотала, но на похороны не пришла. И он не расстроился.
Сергей осмотрелся. Один конец верёвки — к трубе у окна, другой… Нашёл гвоздь, вбил в дверной косяк. Не зря они с матерью не меняли старые деревянные двери на новомодные.
«Выдержит ли верёвка мой вес?» — мелькнуло у него, и он даже опустил руки. «Бред…»
За дверью — стук каблуков. В соседней квартире недавно поселилась девушка. Раньше там жили старики, осенью уехали в деревню и сдали квартиру.
Он слышал, как она уходит и возвращается, но никого не принимала. В тамбуре пахло её духами.
Но сейчас каблуки замерли у его двери. Сергей стоял на табуретке и ждал. Дверь распахнулась — на пороге стройная девушка. Её глаза округлились от ужаса.
Он запоздало сообразил, как выглядит: на табуретке, с верёвкой…
— Дверь открыта, — сказала она. — Извините, но… поможете?
Он спрыгнул, подошёл. Она отступила. Неудивительно — он знал, что выглядит ужасно. Не брит, волосы всклокочены, под глазами синяки, одежда — рваньё.
— Что случилось? — буркнул он.
— Ключи потеряла… — она зарылась в сумку.
Сергей смотрел с недоверием. Как она открыла тамбур без ключа? Или он его не закрыл?
— Нет… — она подняла на него глаза. — Как теперь домой попаду?
— Вызовите слесаря, — брякнул он.
— Сегодня же воскресенье.
Воскресенье? Он потерял счёт дням.
— Ладно, попробую открыть. — Достал инструменты, стал ковыряться в замке.
Чувствовал, что она смотрит ему в спину. Обернулся:
— Будешь тут стоять? Иди ко мне, кофе ещё тёплый.
Она постояла, потом ушла. Час он возился, сломал замок, но дверь открыл. Девушка сухо поблагодарила, но не уходила.
— Можно покурить?
— Кури, — он распахнул окно.
Она достала сигареты. Он услышал лёКогда она закурила, Сергей вдруг рассмеялся — потому что осознал, что впервые за долгое время ему действительно хочется жить.
