Когда я вышла замуж за моего мужа, Николаю было всего шесть лет.
Его мать ушла, когда ему было четыре — ни звонков, ни писем, просто тихо исчезла в холодную февральскую ночь. Мой муж, Михаил, был разбит. Мы познакомились год спустя, оба пытаясь собрать осколки своих жизней. Когда мы поженились, это было не только про нас двоих. Это было и про Николая.
Я не родила его, но с того момента, как я переехала в этот маленький дом со скрипучими ступенями и постерами хоккеистов на стенах, я стала его. Его мачехой, да — но также его будильником, тем, кто мазал хлеб вареньем, помощницей в школьных проектах и тем, кто вез его в больницу среди ночи с высокой температурой. Я сидела на всех школьных спектаклях и кричала как сумасшедшая на хоккейных матчах. Я засиживалась допоздна, проверяя его перед контрольными, и держала за руку после первой несчастной любви.
Я никогда не пыталась заменить его мать. Но я делала всё, чтобы он мог на меня положиться.
Когда Михаил внезапно умер от инсульта незадолго до шестнадцатилетия Николая, я была опустошена. Я потеряла мужа, лучшего друга. Но даже сквозь боль я знала одно:
Я никуда не уйду.
С тех пор я растила Николая одна. Ни кровных уз. Ни наследства. Только любовь. И верность.
Я смотрела, как он становится настоящим мужчиной. Я была рядом, когда он получил письмо о зачислении в университет — он вбежал на кухню, размахивая им, будто это золотой билет. Я оплатила его взносы, помогла собрать вещи и рыдала, когда мы обнимались перед общежитием. Я смотрела, как он выпускается с красным дипломом, и слёзы гордости катились по моим щекам.
Поэтому, когда он сказал, что женится на девушке по имени Анастасия, я была счастлива за него. Он выглядел таким радостным — будто сбросил груз.
«Мама, — сказал он (и да, он звал меня мамой), — я хочу, чтобы ты была рядом во всём. Выбор платья, репетиция ужина, всё».
Я не ожидала быть в центре внимания. Мне было достаточно просто участвовать.
В день свадьбы я пришла рано. Не хотела мешать — просто поддержать своего мальчика. На мне было бледно-голубое платье, цвет, который он когда-то назвал «как дом». В сумочке лежала маленькая бархатная коробочка.
Внутри — серебряные запонки с гравировкой: «Мальчик, которого я вырастила. Мужчина, которым я горжусь».
Острые слова запали не сразу. Я думала, может, она имеет в виду традиции или рассадку. Но потом увидела — напряжённую улыбку, холодную вежливость. Она сказала именно то, что думала.
Только настоящие мамы.
Я почувствовала, будто проваливаюсь.
Организатор подняла взгляд — она слышала. Одна из подруг невесты беспокойно заёрзала. Никто не проронил ни слова.
Я сглотнула. «Конечно, — сказала я, выдавливая улыбку. — Я понимаю».
Я села на самый задний ряд. Колени дрожали. Я сжимала коробочку на коленях, будто она могла меня удержать.
Заиграла музыка. Гости обернулись. Шествие началось. Все выглядели счастливыми.
Потом в проходе появился Николай.
Он был красив — взрослый, в тёмно-синем смокинге, спокойный и собранный. Но, проходя, он оглядел ряды. Его взгляд скользнул влево, вправо — и остановился на мне.
Он замер.
Лицо сначала отразило недоумение. Потом — осознание. Он посмотрел вперёд, где мать Анастасии сияла рядом с отцом, сжимая в руках платок.
А потом развернулся и пошёл назад.
Сначала я подумала, он что-то забыл.
Но тут его друг подошёл ко мне.
«Мария Ивановна, — тихо сказал он, — Николай просит вас перейти вперёд».
«Я… что? — прошептала я, сжимая запонки. — Нет, всё в порядке, не хочу создавать сцену».
«Он настаивает».
Я медленно поднялась. Щёки горели. Чувствовала, как все смотрят, пока шла за ним.
Анастасия обернулась. Выражение её лица было не прочесть.
Николай подошёл ближе. Взглянул на неё, голос твёрдый, но мягкий. «Она сядет в первом ряду, — сказал он. — Или свадьбы не будет».
Анастасия заморгала. «Но, Николай, мы же договорились…»
Он мягко прервал её. «Ты сказала, что первый ряд — для настоящих матерей. И ты права. Именно поэтому она должна быть там».
Он повернулся к гостям, голос разнёсся по залу: «Эта женщина воспитала меня. Держала за руку, когда мне снились кошмары. Помогла мне стать тем, кто я есть. Она моя мама, хоть и не родила меня».
Потом посмотрел на меня и добавил: «Она та, кто остался».
Тишина повисла, будто натянутая струна.
А потом кто-то начал аплодировать. Сначала робко. Потом громче. Несколько человек встали. Организатор украдкой вытерла глаза.
Анастасия выглядела ошеломлённой. Но не сказала ни слова. Только кивнула.
Я взяла Николая под руку, слёзы застилали взгляд. Он подвёл меня к первому ряду, и я села рядом с матерью невесты.
Она не смотрела на меня. Но это было неважно. Я была здесь не для неё.
Церемония продолжилась. Николай и Анастасия обменялись клятвами, и когда они поцеловались, зал взорвался аплодисментами.
Позже, на банкете, Анастасия подошла ко мне.
Теперь она выглядела иначе — жёсткость исчезла.
«Мне нужно извиниться, — сказала она, опустив глаза. — Я была неправа. Я не знала вашей истории. Думала… не знаю, что думала. Но теперь я виЯ достала коробочку с запонками, вручила ей и прошептала: «Пусть они принесут ему удачу».
