Женщина и её сын трудились на ферме за еду и кров, и случайно раскрыли мрачную тайну: кто-то из ближайшего окружения намеренно вредил хозяйству.
Резкий запах гари ворвался в сон без предупреждения, словно ночной вор, не стучащий в дверь, а ломающий её с ходу.
Григорий резко поднялся с кровати, сердце колотилось так сильно, будто хотело вырваться из груди. За окном ночь была неестественно яркой: тревожное, дрожащее зарево освещало комнату, отбрасывая длинные тени на стены.
Он подбежал к окну и оцепенел. Горело. Не просто пламя — всё пожирал яростный, ненасытный огонь. Всё, что он построил. Хлев, старые инструменты, его мечты, воспоминания… всё исчезало в огне.
Сердце на мгновение замерло, а затем застучало в горле. Он сразу понял: это не случайность. Это поджог. И эта мысль ранила сильнее, чем пламя. Первым его порывом было животное, почти бессознательное желание — лечь обратно, закрыть глаза и дать всему сгореть дотла. Всё равно конец.
Но тут раздался протяжный, душераздирающий рёв коров. Его животных, которые кормили его, давали силы жить дальше — они были заперты внутри. Отчаяние сменилось яростью. Григорий выбежал из дома, схватил по пути топор и бросился к хлеву. Деревянные ворота уже пылали, извергая раскалённое дыхание, обжигавшее лицо.
Несколько ударов — и засов поддался. Ворота распахнулись, выпуская перепуганное стадо. Коровы, мыча и толкаясь, бросились в дальний угол загона, спасаясь от ада.
Когда животные оказались в безопасности, силы покинули Григория. Он опустился на холодную, сырую землю и смотрел, как огонь пожирает десять лет его жизни. Десять лет труда, боли и надежд. Он пришёл сюда один, без денег, лишь с одной слепой верой в себя. Работал до изнеможения, до седьмого пота. Но последние годы стали настоящим проклятьем: засухи, болезни скота, конфликты с деревенскими.
А теперь… последний удар. Поджог.
Пока Григорий сидел, погружённый в горькие мысли, он заметил движение среди дыма и пламени. Две фигуры, словно тени, действовали с удивительной слаженностью. Женщина и подросток. Они таскали воду, сыпали песок, тушили огонь старыми одеялами. Будто знали, что делают.
Григорий какое-то время наблюдал за ними в оцепенении, затем опомнился и бросился на помощь. Без слов, отчаянно, они втроём боролись с огнём, пока последний язычок пламени не погас. Они рухнули на землю, измождённые, обгоревшие, но живые.
— Спасибо, — выдохнул Григорий, пытаясь отдышаться.
— Не за что — ответила женщина. — Меня зовут Аня. А это мой сын, Дмитрий.
Они сидели у обгоревших останков хлева, пока рассвет закрашивал небо мягкими, почти насмешливыми тонами.
— А у вас… работа не найдётся? — вдруг спросила Аня.
Григорий горько рассмеялся.
— Работа? Теперь её на годы хватит… только платить нечем. Собирался уехать. Всё продать. Уйти.
Он поднялся и зашагал по двору, задумчивый. В голове мелькнула безумная идея, рождённая усталостью, отчаянием и странной надеждой.
— Знаете что? Оставайтесь. Присмотрите за фермой пару недель. За коровами, за тем, что осталось. Я съезжу в город. Попробую продать. Вряд ли выйдет, но мне нужно уехать. Хотя бы ненадолго.
Аня посмотрела на него, и в её взгляде читались страх, удивление и робкая надежда.
— Мы… сбежали, — тихо призналась она. — От мужа. Он бил нас. У нас ничего нет. Ни денег, ни документов.
Дмитрий, до этого молчавший, пробормотал:
— Правда.
Что-то сломалось внутри Григория. В них он увидел своё отражение — людей, которых жизнь волокла по грязи, но они всё ещё пытались подняться.
— Ладно, — махнул он рукой. — Разберёмся.
Быстро показал, где что лежит, как пользоваться машинами, где хранится корм. Перед самым отъездом, уже сидя в машине, он опустил стекло:
— Осторожнее с местными. Они плохие. Это они. Наверняка они. Всё время что-то ломали. А теперь… вот это.
И уехал, оставив позади дымящиеся развалины и двух незнакомцев, в которых вложил последнее, что у него оставалось.
Едва машина скрылась за поворотом, Аня и Дмитрий переглянулись. В их глазах не было страха или растерянности — только решимость. Это был их шанс. Единственный.
Они тут же взялись за дело. Сначала успокоили и напоили коров, затем подоили и процедили молоко. Потом разгребли стали приводить в порядок уцелевшие постройки. Работали без отдыха, без жалоб, с яростной энергией тех, у кого нет пути назад.
Прошло несколько дней. Ферма начала преображаться. Двор стал опрятным, инструменты — чистыми, а коровы, ухоженные, давали больше молока. Из старого холодильника, который раньше был скорее украшением, теперь торчали баночки со сметаной, творогом и самодельным сыром.
Однажды, убираясь в доме, Аня нашла папку с документами Григория. Среди счетов и квитанций былиСреди бумаг лежал старый, потрёпанный конверт с надписью «На случай, если не вернусь» — и когда Аня вскрыла его, внутри оказалось завещание, где Григорий оставлял ферму тем, кто сумеет её сохранить.
