Мятежный возраст
Ольга возвращалась домой измотанная, с пустотой внутри. В одной руке — потрёпанная сумка, в другой — пакет с продуктами, купленными по скидке в “Пятёрочке”. Ноги подкашивались. Хотелось присесть на асфальт и не шевелиться. Но дома ждал Ваня. Сын. Единственный свет в её жизни. Не будь его, она давно бы сдалась под грузом безысходности.
Кому-то судьба дарит удачу с колыбели, всё даётся легко. А таким, как Ольга, уготовано вечно бороться. В десятом классе, на дне рождения подруги, она встретила парня на два года старше. Он казался взрослым, уверенным, тем, для кого правила — пустой звук. Она потеряла голову.
Ольга не была красавицей, но миловидность юности была в ней: серые глаза с тёплым блеском, прямые русые волосы, аккуратные губы, фигура, обещавшая стать женственной.
В январе маму положили в больницу с воспалением лёгких. Квартира осталась в их полном распоряжении. Так и случилось то, что случается с неопытными девочками в семнадцать. Поверила сладким речам, клятвам в вечной любви.
Когда поняла, что беременна, бросилась к нему.
“Я-то тут при чём? Какой из меня отец? Взгляни на меня. Ищи другого простофилю…” — сказал он и исчез, словно его и не было.
Что делать? С кем посоветоваться? Дни шли, а Ольга не решалась признаться маме.
Пришла весна, время менять зимнюю одежду на лёгкую. Ольга стояла перед зеркалом, пытаясь застегнуть джинсы на округлившемся животе. Блузка тоже не сходилась на груди.
“Ты что, поправилась?” — раздался за спиной голос мамы. Ольга вздрогнула. “Давай-ка…” — мама развернула её, вскрикнула и схватилась за грудь.
“От кого? Какой срок? Почему молчала?” — запричитала она.
Были крики, унижения, мама гонялась за рыдающей Ольгой по квартире с веником. Потом сидели на диване, обнявшись, и плакали. Аборт делать было поздно.
Ольга сдала выпускные, но о вузе не думала. В сентябре родила мальчика, в чьих чертах угадывался тот безответственный ветреник.
Когда сын подрос, мама через знакомую устроила Ольгу в ЖЭК. Работа не радовала: вечные жалобы жильцов, угрозы. Голова шла кругом. За доплату она мыла кабинеты и замусоренные коридоры. Ваню нужно было кормить, одевать, платить за садик.
Мальчик рос тихим, не доставляя хлопот. Ольга во всём себе отказывала, лишь бы сын не знал нужды.
Когда Ваня пошёл в школу, мама тяжело заболела и через полгода умерла. Ольга взяла подработку — уборку в соседнем офисе. Возвращалась домой, едва волоча ноги.
А потом начался переходный возраст. Сын стал колючим, замкнутым. Отмахивался от вопросов, огрызался. Ольга понимала: нужно быть начеку. Но сил хватало лишь на ужин и формальный вопрос об учёбе.
В последнее время замечала на лице Вани ссадины, синяки. “Споткнулся”, “упал на физре” — отмазки одно другого хуже.
А потом увидела его с девчонкой. Всё бы ничего, но выглядела она вызывающе: чёрная балахонистая толстовка, рваные джинсы, розовые волосы и кольцо в носу. Может, и хорошая, но зачем так выряжаться?
Попыталась поговорить, но Ваня, как всегда, рявкнул и захлопнул дверь. Решила: первая любовь — как корь, надо пережить. Но сердце ныло. Он же целыми днями один. Лишь бы не повторил её ошибок.
Шла с работы, едва переставляя ноги, вглядываясь в окна своего дома. Тёмные квадраты — Вани нет.
Поднималась по лестнице, пошатываясь, как загнанная кляча. Пакет впивался в пальцы. Едва успела отпрянуть к стене, когда мимо пронёсся Серёга, друг Вани.
“Серёжа?” — окликнула она. — “Ты куда так мчишься?”
Парень пробежал ещё пару ступенек, затем остановился. Задумался на секунду и прыжками вернулся.
“Тёть Оль…” — перевёл дух. — “Я думал, показалось… Вани нет дома. Значит, он с ними…”
“Говори толком! Где Ваня? С кем?” — голос дрожал.
“Я подслушал… Его Танька подбивает прыгнуть с крыши на крышу. Типа, если любит. Парни будут снимать на телефон. Я хотел его предупредить… Побегу, вдруг успею!” — и Серёга сорвался вниз.
“Серёжа!” — крикнула она, но дверь уже захлопнулась.
Ольга разжала пальцы. Пакет грохнулся, молоко растеклось по ступеням.
Дверь приоткрылась. Мужчина лет тридцати оглядел её, продукты на полу.
“Что случилось? Вас обидели?” — начал собирать рассыпанное.
“Нет… Друг сына сказал…” — она прижала ладонь к щеке. — “Они на крыше девятиэтажки. Хотят, чтобы он прыгнул…”
“Идите домой, ждите”, — мужчина сунул ей пакеты и побежал вниз.
Ольга убрала молоко, вернулась в квартиру. Встала у окна, вглядываясь в крыши. Глаза болели от напряжения.
Бежать? Но что она сделает? Вызвать полицию? А вдруг не поверят?
Метались по квартире, пока взгляд не упал на бумажную иконку Божией Матери, прикреплённую магнитом к холодильнику. Мама принесла её перед смертью.
“Помоги… Спаси моего мальчика…” — шептала она, глядя в печальные глаза Богородицы.
Когда раздался звонок, сердце едва не выскочило. На пороге стоял Ваня, ссутулившись, в натянутом на лоб капюшоне. Рядом — тот мужчина.
“Слава Богу…” — прошептала Ольга, схватившись за дверной косяк.
“Вот ваш сорванец. Успел. Ты хоть о матери подумал?” — мужчина подтолкнул Ваню. — “Любовь — не повод для глупостей. Силы некуда девать? Помог бы матери, она на трёх работах вкалывает”.
Ольга обняла сына.
“Завтра жду в пять. Спортивная форма”, — сказал мужчина.
“Где? Зачем?” — испуганно спросила Ольга.
“Энергии — через край. Направлю её в мирное русло. НаучуС тех пор вечерами Кирилл стал заходить к ним чаще, и однажды Ольга, накрывая на стол для троих, вдруг осознала, что в доме наконец-то стало светло.
