— Что хочу, то и делаю! Это моя квартира. Не нравится — убирайся! — рявкнул Денис, глядя на мать исподлобья.
Светлана вышла из подъезда, слезы застилали глаза. Добрела до лавочки у детской площадки и тяжело опустилась. Плотнее закуталась в платок. Хотя июнь был в разгаре, ночи оставались холодными. Обещанного синоптиками тепла всё не было.
Она сжалась, сунула руки в карманы. Посидит, пока не замёрзнет, а потом что? Куда идти? Дожить до того, что сын выгоняет из дома… Обрывисто всхлипнула. Всю жизнь здесь прожила: отсюда уезжала под венец, сюда принесла сына из роддома. Сын…
***
— Мам, мы классом на майские в Москву едем, — объявил Дениска с порога, швырнув рюкзак в угол.
— Мам, ты слышишь? — стоял уже в кухонном проёме, смотрел, как мать чистит картошку у раковины. По её застывшей спине понял — вряд ли поедет. Но попытался ещё раз.
— Денег дашь? — перекрикивал шум воды.
— Сколько? — не оборачиваясь, бросила мать.
— Билеты туда-обратно, гостиница, на еду, на музеи… — заученно перечислил.
— Сколько?! — резче повторила мать, кидая картофелину в кастрюлю. Брызги обожгли лицо, промочили фартук.
Светлана в сердцах швырнула нож в раковину и развернулась.
— Понятно. — Денис потупился и побрёл в комнату.
— Денег лишних нет. Я их не печатаю — зарабатываю. Осенью тебе ботинки нужны, весну в старых доносил. Куртку новую купить надо, рукава короткие, — голос матери догнал его у двери, толкнул в спину.
Денис захлопнул дверь. Но слова всё равно пробивались сквозь неё, хоть и глуше.
— Все поедут, а я нет, — бормотал себе под нос. — Я тоже хочу в Москву! — крикнул уже громче.
Голос дрогнул, слёзы подступили.
Мать вряд ли слышала, но будто ответила:
— Наездишься ещё. Вырастешь — сам заработаешь, хоть в Сочи съезди.
Денис сглотнул ком в горле.
— А у отца спроси. Он тебе даже машинку дешёвую на день рождения жалел. Ни копейки сверх алиментов. А что купишь на эти гроши? Ты растешь, одежда горит! — неслось из кухни.
Он надел наушники, но крик прорывался и сквозь них. Вытер кулаком глаза. Почему сразу не догадался? Когда отец уходил, сказал: «Если что — звони». Вот и «что». Но телефона нет.
Тихо приоткрыл дверь. Мать гремела кастрюлями, что-то бурчала. Денис скользнул в прихожую, натянул кеды, вышел, стараясь не хлопнуть. Спустился бегом, рванул к соседскому подъезду, к Витьке Морозову. У них есть телефон.
Витька обрадовался гостю.
— Позвонить надо, — схватил трубку, набрал номер, прижал к уху.
Хотел бросить, но в трубке хрипнуло:
— Алё!
— Пап, привет!
— Кто это? — холодно.
Денис встретился с Витькиным недоуменным взглядом, отвернулся.
— Это я, Денис.
— Какой Денис?
— Пап?! — вскрикнул, но в ответ — гудки.
Едва сдержал рёв.
— Чего случилось? — Витька нахмурился.
— В Москву не еду. Мать скупая, отец — мразь.
— Давай у моих попрошу. Скажу — надо. Они дадут, — предложил Витька.
— Нет. Тебе влетит. Ладно, я пошёл.
Когда Денис был маленьким, мать целовала его, звала «зайкой», дарила игрушки просто так.
А потом словно подменили. Отец ушёл, и она стала злой, кричала, шлёпала, давала подзатыльники. Это больнее, чем по попе. Ни одного доброго слова.
Он думал сбежать. Но одиннадцатилетнего никуда не возьмут.
«Я не просил меня рожать. Родись у Витькиных родителей — жил бы как сыр в масле…»
В четырнадцать привык к крикам. Уходил на улицу или глушил музыку в наушниках.
В старших классах искал ласку у девчонок. Если отказывались целоваться — бросал, как хотел бросить мать. Домой — только спать. Ночами лежал, проклиная судьбу.
Уроки не учил, но вытягивал на тройки. Пробовал сигареты, водку, травку. Денег не хватило, чтоб подсесть.
Как-то пришёл в час ночи. Мать встретила в прихожей, замахалась. Он перехватил руку, сжал.
— Не смей на меня орать! — рванул её от себя, хлопнул дверью.
Перед этим увидел в её глазах страх.
Больше она не пыталась бить, но кричала по-прежнему.
С каждым днём они отдалялись друг от друга. Может, мать и хотела что-то изменить, но привычка брала верх. Денис замуровался в себе. Теперь её крики разбивались о стену равнодушия.
После школы забрали в армию. Он даже обрадовался. Лучше служба, чем улица и мать. Вернётся — заживёт отдельно.
Но тосковал по ней. Радовался её письмам. Сухие строки, одинаковый конец: «Береги себя. Мама».
Когда вернулся, мать бросилась обнимать, всхлипнула. А потом — всё по-старому. Гулял, приходил под утро. Мать орала, плакала.
Просила помочь — отмахивался: «Некогда».
Как-то привёл девчонку с розовыми волосами и кольцом в носу. У неё тоже были проблемы с родителями — это их сближало.
— Моя невеста. Будет жить с нами, — бросил матери, глядя так, что она сжалась.
Заперлись в комнате. Лежали вместе, но он не притронулся к ней. Знал — мать за стеной не спит. Утром девчонка ушла, мать процедила:
— Теперь шлюх таскать будешь?
— Что хочу, то и делаю! Это моя квартира. Не нравится — убирайся! — рявкнул, сжимая кулаки.
Она заморгала, не веря ушам. Он хлопнул дверью. Светлана опустилась на пол, затряслась. Потом накинула платок и вышла…
***
Светлана сидела на лавочке, плакаА потом, когда дождь перестал и вышло солнце, она встала, вытерла глаза и твёрдо решила: сегодня же вечером они поговорят с сыном по-настоящему, без криков и обид.
