«Оставила дочку мне?» – Валентину бросило в жар от догадки. – «Не может быть. Она точно вернётся…»
Вернувшись с работы, Валентина нашла на столе записку от дочери. Отношения с Катей всегда были сложными, но уйти из дома так внезапно – этого она не ожидала. Перечитывала снова и снова, будто пыталась разглядеть между строк что-то важное, упущенное.
Ночь выдалась беспокойной. То подушка колючая, то одеяло душит, то жара невыносимая. То слёзы, то бесконечные споры в голове, то воспоминания – то ссоры, то редкие светлые моменты.
Под утро, измученная, она встала, включила лампу. Записка лежала поверх бумаг, измятая от бесконечных перечитываний.
В сотый раз пробежала глазами по строчкам. Всё ясно. Даже голос Кати будто звучал в ушах – раздражённый, обвиняющий.
«Ты душишь меня контролем… Не выношу твоих запретов… Хочу жить свободно. Я взрослая. Не ищи меня. Не вернусь…»
Ни привета, ни подписи. – «А я? – мысленно кричала Валентина, будто дочь могла услышать. – А если со мной что случится? Тебе всё равно?»
Катя, в её понимании, поступала правильно. Но разве можно отпустить дочь на произвол судьбы? Валентина хотела, чтобы та получила образование, крепко встала на ноги, а не повторяла её ошибок. Были ли на свете матери, позволявшие детям всё?
Сама она вышла замуж студенткой. Страсть быстро выгорела, не выдержав тесной общаги, бесконечных расчётов и усталости.
А когда родилась Катя, стало ещё тяжелее. Муж – такой же неопытный студент – превратился в чужого человека. Может, мать была права, советуя избавиться от ребёнка? Но Валентина верила, что любовь победит. Глупая.
Через три месяца они разошлись. Валентина взяла академический и вернулась к родителям. Мать, на удизвление, сразу привязалась к внучке, хотя раньше кричала об аборте. Сама нянчилась с Катей, позволяя дочери доучиться.
Пока родители были живы, Валентина не знала нужды. После института два года проработала учительницей, потом устроилась переводчиком.
А вот личная жизнь не клеилась. Мать твердила: «Ищи мужчину состоявшегося». Но попадались или женатые, ищущие интрижки, или разведённые бедолаги, мечтавшие пристроиться к чужому плечу.
Когда родители умерли, остались с Катей вдвоём. Валентина отдавала дочери всё. А та, как оказалось, этого не хотела. Избалованная бабкой, Катя считала мать деспотом. Мечтала не о карьере, а о свободе. И вот – сбежала…
«Подожду. Что ещё остаётся? Вернётся. Я же мать – прощу. Лишь бы с ней ничего не случилось…» Валентина выключила лампу, легла. Полчаса ворочалась, потом погрузилась в тревожный сон.
Долго не могла смириться. Взвигивалась от звонков, прислушивалась к шорохам за дверью. Взяла кучу переводов на дом, ночами сидела над текстами. Усталость заглушала тоску.
Через полтора года раздался звонок. Валентина нехотя оторвалась от работы, сняла очки, потёрла глаза. Звонок повторился.
Открыла – на пороге стояла Катя. Похудевшая, с потухшим взглядом. – «Катя!» – бросилась к ней, но замерла, встретив холодный взгляд.
Только тогда заметила ребёнка на руках дочери.
– «Это твой?» – взяла малыша. – «Девочка?» – обрадовалась. – «Отнесу её, а ты раздевайся».
Уложила спящего ребёнка на диван, любуясь пухлыми щёчками. Хлопнула дверь. Валентина очнулась не сразу.
В прихожей – тишина. Только мокрые следы на полу и сумка у двери.
«Катя!» – выбежала на лестницу. Пусто.
Вернулась к ребёнку. Девочка спала.
«Оставила мне? – снова бросило в жар. – Не может быть! Вернётся. Сумка же здесь!»
В сумке – только детские вещи. В кармане – документы.
Ирина Леонидовна Тихонова.
Значит, Катя не замужем. Отчество – выдуманное?
Записка: «Пусть побудет с тобой. Недолго».
Всё.
Нашла бутылочку, начатую пачку смеси. «Хоть это…» – бросилась разводить.
И началась другая жизнь.
Перешла на домашнюю работу, чтобы быть рядом с внучкой. Уставала, но жила снова.
В три года отдала Иру в сад. Заведующей соврала: «Мать в командировках».
Девочка не называла её бабушкой – только «мама».
– «У тебя другая мама, я – бабушка», – поправляла.
Не помогало.
– «Зови меня Валей. Бабушка Валя».
С тех пор – просто Валя.
Катя не возвращалась. Не писала. Перед школой Валентина боялась: «Что, если в опеку настучат?» Пошла к старому директору, всё рассказала. Тот устроил.
Ира росла умницей. Валентина ловила себя на мысли: «Катя такой не была». Та и читать не любила, и из музшколы сбежала.
Весной, возвращаясь из магазина, услышала за спиной:
– «Мама».
Обернулась – выронила ключи. Перед ней стояла Катя. Яркая, дорого одетая, с запахом духов.
– «Ты вернулась. И я знаю зачем», – резко открыла дверь, подтолкнула внутрь Иру.
В квартире Катя выпалила:
– «Живу в Испании. Замужем. Муж узнал про дочь – велел забрать».
– «А тот, из-за которого сбежала?» – не удержалась Валентина.
– «Бросил. Поэтому и привела Иру к тебе. Хотела встать на ноги – забрать».
– «Значит, я плохая мать, но для внучки сгодилась?»
Катя замолчала.
– «Это моя дочь. Я её заберу».
– «А я? Ты думала, как я выживу с ребёнком? Она – смысл моей жизни!»
Ссорились до отъезда. Катя улетела одна – Ира отказалась ехать.
Через восемь лет Катя вернулась. Муж умер, родственники выгнали.
Ира, уже подросток, приняла её спокойнее. Недолго жили втроём, пока Катя не нашла нового мужа.
А Ира осталась с Валентиной.
Так и живут. У каждой семьи – свои скелеты в шкафу. Хуже всего, когда матери и доче не слышат друг друга. От этого страдают все.
