Мой муж заплакал, когда я сказала, что ребёнок может быть не его — а я ответила: «Хорошо хоть не твой».
Я не понимаю, почему мужчины так переживают из-за ДНК. Он же знал, что я не была невинной девой, когда мы познакомились. А теперь я оказывается плохая, потому что предупредила его, что ребёнок может быть не от него? Пожалуйста. Хотя бы честно сказала, а не ждала, пока он узнает всё из теста на отцовство. Честно, я думала, он даже обрадуется. Вы видели его детские фото?
Артём уже строил планы, как научит нашего ребёнка кататься на велосипеде и играть в футбол, и я поняла, что пора охладить его пыл, пока он не слишком увлёкся несбыточными мечтами. Я отложила телефон, посмотрела на него прямо и как можно мягче сказала: «Есть шанс, что ребёнок может быть не твой».
Тишина после этих слов оглушила. Планшет Артёма выскользил из рук и грохнулся на журнальный столик. Он уставился на меня, будто я только что призналась, что на самом деле инопланетянка в человеческом обличье. Рот его открывался и закрывался, но звуков не было.
Я ждала, когда он осмыслит услышанное, ожидая вопросов о сроках, подробностях или о том, что теперь будет с нашим браком. Но вместо этого его глаза наполнились слезами, и он заплакал. Не кричал в ярости, не рыдал драматично — просто тихие слёзы текли по лицу, будто я сломала что-то внутри него.
«Что ты имеешь в виду?» — прошептал он, голос дрогнул, как у подростка. «Что ты говоришь, Аня?»
Я закатила глаза и откинулась на спинку дивана. Именно такой театральной реакции я и хотела избежать, честно предупредив его. «Не надо делать вид, будто я кого-то убила, — попыталась говорить спокойно. — Хорошо хоть не твой».
Выражение его лица сменилось от боли к полному непониманию. «Как это должно меня успокоить?»
Я объяснила, что если ребёнок окажется не его, то ему не придётся переживать за наследственные тревожные расстройства и депрессию в его роду. Не надо будет бояться, что малыш унаследует алкоголизм отца или диабет матери. Генетически — чистый лист.
Артём вытер глаза тыльной стороной ладони и задал тот вопрос, которого я боялась: «Так чей же он?»
Я ответила, что не готова вдаваться в детали, и предложила думать о будущем, а не копаться в прошлом. Главное — мы ждём ребёнка, о котором он так мечтал с момента свадьбы. Биология — не важнее того, что мы скоро станем родителями.
«Разве это так важно? — растерянно спросила я. — Ты же сам так хотел детей. Я тебе это даю. Почему ДНК так тебя задевает?»
Артём вскочил с дивана и начал метаться по гостиной, как зверь в клетке. Он то и дело вскидывал руки, вцеплялся в волосы, бормотал что-то несвязное. Когда я попросила говорить яснее, он резко обернулся: «Ты говоришь мне, что месяцами лгала?»
Я поправила его: не лгала, а дозировала информацию. Есть разница между обманом и стратегическим умолчанием. Я сказала, что беременна — и это правда. Он сам решил, что отец — он. Разве не гуманнее было дать ему радоваться, вместо того чтобы сразу всё усложнять?
«Когда это случилось? — голос его стал громче. — Когда ты была с другим?»
Я ответила, что хронология сейчас никого не спасёт. Важно, что мы сейчас в браке, мы вместе, и ребёнок будет нашим, независимо от биологии. Предложила подготовиться к родительству, а не перебирать старые связи.
Артём усмехнулся, но невесело. «Старые связи? Ты имеешь в виду измену. Ты изменила мне в браке и забеременела от другого».
Я возразила, что слово «измена» слишком грубое и осуждающее. У меня была связь в период, когда наш брак переживал кризис. Это не было спланировано, просто так вышло — я чувствовала себя брошенной и одинокой.
«Кризис? — переспросил он. — Какой кризис? Когда я тебя бросил?»
Я напомнила ему те недели весной, когда он задерживался на работе почти каждый день, и мы почти не виделись. Он тогда выгорел из-за проекта и выпал из отношений. Мне было одиноко, и когда другой мужчина проявил интерес, я ответила.
Артём смотрел на меня, будто я говорила на незнакомом языке. «Ты про тот период, когда я вкалывал над договором с «Газпромом»? Когда пахал, чтобы мы купили эту квартиру?»
Я пояснила, что его благие намерения не отменяли моих потребностей. Мне была нужна эмоциональная поддержка, а он исчез. И я нашла её в другом месте. То, что он трудился для нашего будущего, не значило, что моё настоящее должно быть пустым.
«Значит, ты решила завести роман на стороне», — холодно сказал он.
Я снова поправила его: не роман, а связь, которая несколько раз стала физической. Роман подразумевает долгий обман и чувства, а у меня был просто временный выход для эмоций. Разница важна.
Артём подошёл к окну и простоял спиной ко мне несколько минут. Когда он наконец повернулся, лицо его было пустым. «Мне нужен воздух», — сказал он, хватая ключи со стола.
Я крикнула ему вдогонку, что побег ничего не решит, что нам нужно по-взрослому обсудить, как жить дальше. Но он уже хлопнул дверью, оставив меня одну в квартире, которую мы с таким энтузиазмом обустраивали всего полтора года назад.
Я ждала его до полуночи, потом позвонила подруге Маше, чтобы выговориться о неадекватной реакции мужа. Маша выслушала и сказала, что ей нужно поспать, а завтра перезвонит. Даже она, кажется, думала, что я в чём-то неправа.
Утром Артёма всё ещё не было. Его сторона кровати осталась нетронутой, машины во дворе тоже. Ни записки, ни смс — ни намёка, куда он ушёл и вернётся ли вообще.
(Продолжение следует…)
