Мой муж расплакался, когда я сказала, что ребенок может быть не от него — я ответила: «Зато это не твой».

Мой муж заплакал, когда я сказала, что ребёнок может быть не его — я ответила: «Хотя бы не твой».

Я не понимаю, почему мужчины так болезненно воспринимают вопросы ДНК. Он же знал, что до встречи со мной у меня была бурная личная жизнь. А теперь я выгляжу монстром, потому что честно сказала, что ребёнок, возможно, не его? Пожалуйста. Я хотя бы предупредила его сама, а не позволила ему узнать об этом из теста на отцовство. Честно, я думала, он вздохнёт с облегчением. Ну видел он свои детские фотографии?

Артём строил планы о том, как будет учить нашего ребёнка кататься на велосипеде и играть в футбол, и я поняла — надо готовить его к тому, что реальность может не оправдать ожиданий. Я отложила телефон, посмотрела ему прямо в глаза и как можно мягче сказала: «Есть вероятность, что ребёнок может быть не твой».

Тишина в комнате стала оглушающей. Планшет Артёма выскользнул из рук и грохнулся о журнальный столик. Он смотрел на меня, будто я только что призналась, что на самом деле — инопланетянка в человеческом обличье. Рот его открывался и закрывался, но звука не было.

Я ждала, что он начнёт задавать вопросы — о сроках, о последствиях для нашего брака. Но вместо этого его глаза наполнились слезами, и он заплакал. Не кричал, не рыдал — просто тихие слёзы текли по лицу, словно я сломала что-то самое важное внутри него.

«Что ты имеешь в виду?» — прошептал он, и голос его сорвался, как у подростка. «Что это значит, Ольга?»

Я закатила глаза и откинулась на спинку дивана. Именно такой драмы я и хотела избежать, сказав всё сразу. «Не надо вести себя, будто я кого-то убила, — ответила я, стараясь сохранять спокойный тон. — Хотя бы не твой».

Выражение лица Артёма сменилось с боли на полное непонимание. «И как это должно меня утешить?!»

Я объяснила, что если ребёнок окажется не его, он не будет переживать из-за наследственных болезней их семьи — депрессий, алкоголизма отца, диабета матери. Это будет чистый лист.

Артём вытер слёзы тыльной стороной ладони и задал вопрос, которого я боялась: «Так чей же он?»

Я ответила, что не готова обсуждать детали, что нам нужно думать о будущем, а не копаться в прошлом. Главное — у нас будет ребёнок, а чья именно кровь течёт в его жилах — не так важно.

«Разве это имеет значение?» — спросила я искренне. «Ты ведь так хотел детей. Я даю тебе это. Почему ДНК так тебя задевает?»

Артём вскочил с дивана и начал мерить комнату шагами, как загнанный зверь. Он то и дело проводил руками по волосам, бормоча что-то невнятное. Когда я попросила говорить чётче, он резко обернулся: «Ты хочешь сказать, ты лгала мне все эти месяцы?»

Я возразила — это не ложь, а тактичное умолчание. Разница между обманом и стратегической паузой. Я сообщила ему о беременности — и это правда. А то, что он решил, будто отец он — было проявлением моей деликатности.

«Когда это случилось?» — голос его стал громче. «Когда ты была с кем-то ещё?»

Я сказала, что хронология сейчас никому не поможет. Важно, что теперь мы вместе, что ребёнок будет нашим, независимо от генетики.

Артём рассмеялся, но в этом смехе не было ни капли радости. «Нашим? Ты хочешь сказать, ты изменяла мне, и теперь беременна от другого?»

Я напомнила, что слово «измена» звучит слишком грубо. Просто в период, когда наши отношения дали трещину, у меня возникла связь с человеком, который уделял мне внимание.

«Трещина?» — переспросил он. «Когда я тебя игнорировал?»

Я напомнила ему прошлую весну — он тогда сутками пропадал на работе, и мы почти не виделись. Мне было одиноко, и когда другой мужчина проявил интерес, я не смогла устоять.

Артём смотрел на меня, будто говорил на другом языке. «Ты про тот период, когда я задерживался, чтобы мы смогли купить эту квартиру?»

Я пожала плечами — его благие намерения не отменяли того, что мне было тяжело.

«Значит, ты решила завести роман на стороне», — бросил он без эмоций.

Я поправила — это не роман, а просто связь. Роман предполагает чувства, а здесь было лишь временное утешение.

Артём подошёл к окну и простоял с минуту, отвернувшись. Потом развернулся с пустым взглядом: «Мне нужен воздух». — Он схватил ключи со стола и направился к двери.

Я крикнула ему вслед, что бегством ничего не решишь, но дверь уже захлопнулась.

Я прождала его до полуночи, потом позвонила подруге Маше, чтобы выговориться. Но та, выслушав, лишь пробормотала, что ей надо спать, и положила трубку. Даже она, кажется, осуждала меня.

Наутро Артёма всё ещё не было. Его сторона кровати оставалась нетронутой, машины во дворе тоже. Ни записки, ни смс — будто его и не существовало.

**Часть 2: Назад к истокам**

Чтобы меня не считали исчадием ада, разрушающим семьи ради забавы, поясню: наши отношения дали трещину задолго до того, как я встретила Семёна.

Мы познакомились в вузе, встречались два года, потом взяли паузу. Спустя три года случайно пересеклись на свадьбе общих друзей и решили попробовать снова. Он был надёжным, добрым, работал финансистом — идеальный партнёр на бумаге.

Но страсти не было. Наши разговоры сводились к быту и планам. Он был стабильным, но скучным.

Я убедила себя, что взрослая жизнь — это про спокойствие, а не про эмоции. Наша свадьба прошла чётко по сценарию. Артём расплакался, произнося клятвы. Я тоже верила в них тогда.

Первый год брака был нормНо теперь, глядя на пустую кроватку в углу комнаты, я поняла — всё, что осталось от нашей семьи, это тишина.

Rate article
Мой муж расплакался, когда я сказала, что ребенок может быть не от него — я ответила: «Зато это не твой».