Детские обиды
Алёна разложила гречневую кашу по тарелкам, нарисовала в тарелке сына вареньем весёлую рожицу.
— Мужчины! Завтракать! — позвала она, разливая по кружкам крепкий чай.
Серёжа сел за стол и нахмурился, увидев кашу.
— Не люблю гречку, — буркнул он.
— Это ещё почему? Гречка полезная. Хочешь на каток — сначала поешь как следует, — сказал Дмитрий, садясь напротив. Он зачерпнул ложку каши и отправил в рот. — М-м… Вкусно. Наша мама — настоящая волшебница. Поверь, никто не умеет так готовить гречку, как она.
Серёжа недоверчиво покосился на отца, но тоже взял ложку. Когда тарелка опустела, Алёна убрала её и подвинула сыну чашку с чаем.
— Что-то случилось? — спросила она мужа. — Ты в последние дни весь в себе. На работе проблемы?
— Я всё съел! Мы пойдём на каток? — оживился Серёжа.
— Иди поиграй, нам с мамой надо поговорить, — Дмитрий заметил недовольный взгляд сына. — Чуть позже. Иди.
Алёне показалось, что она читает его мысли: он колебался — заплакать, потому что после разговора каток может отмениться, или уйти в комнату и там мучиться. Она улыбнулась и кивнула, мол, каток будет, но позже.
Серёжа слез с табуретки и вышел из кухни, обиженно надув губы.
— Так что тебя гложет? — Алёна села на его место.
— Даже не знаю, с чего начать. Сам не пойму, что происходит, — Дмитрий покрутил чашку на столе.
— У тебя другая? Хочешь уйти? — спросила Алёна прямо.
— Алён, ты о чём? Как тебе такое в голову пришлó? — возмутился Дмитрий.
— А что мне думать? Если не работа, то что ещё могло выбить тебя из колеи? — голос Алёны стал жёстче. — Вчера просила вынести мусор. Ты кивнул, но так и не вынес. Весь в облаках. Говори, только не ври.
Дмитрий посмотрел на неё внимательно.
— Ко мне приходила мать, — наконец выдохнул он. Алёна видела, как тяжело ему это даётся.
— Во сне? И что она тебе сказала такого, что ты несколько дней как не в себе? — попыталась пошутить она.
— Нет, не во сне. Живая. — Дмитрий резко отодвинул чашку, чай расплескался. Алёна схватила губку и вытерла лужу.
— Она же умерла. Или ты всё это время врал? — Алёна швырнула губку в раковину.
— Не врал. Как ты не поймёшь? Для меня она действительно умерла, — Дмитрий раздражённо сжал кулаки.
— Ладно, объясни по порядку. Умерла, живая… Говори. Я слушаю.
— Что объяснять? Мне было лет десять. Отец пил, они с матерью постоянно ругались. Она была красивая, и он её ревновал. Даже бил. Она мазала синяки тональным кремом, но я видел.
В тот день отец пришёл пьяный, начал орать, что это из-за неё он спивается. Мама молчала, но это его ещё больше злило. Я ушёл в комнату, слышал, как они кричали. Потом что-то тяжёлое грохнуло, и стало тихо.
Я вышел — отец лежал на полу, из виска текла кровь. А мама стояла над ним, зажав рот рукой.
Она заметила меня, вытолкала обратно, сказала, что отец упал, она вызовет скорую. Но приехала милиция. Мама ушла с ними, велела ждать тётю Катю, сестру отца. Я сидел в прихожей, пока она не приехала.
Тётя Катя рыдала, называла мать убийцей, сказала, что мне теперь жить у неё. Что я мог сделать?
Она твердила, что мать — стерва, что у неё были любовники. Я не верил, кричал, что мама добрая, но меня не слушали. А дядя Витя, её муж, велел мне никому не говорить правду. Пусть все думают, что родители погибли в аварии. А то в школе засмеют — сын убийцы.
Мама так и не пришла, не звонила. Я перестал ждать. Тётя Катя кормила, одевала, но не любила. Я чувствовал, что я ей чужой.
Однажды я стащил у неё из кошелька десять рублей. Не помню, на что. Денег мне не давали. Она заметила, ударила и пригрозила детдомом.
Я мечтал только об одном — вырасти и уехать. Не знаю, как не стал гопником или наркоманом. После школы уехал сюда, поступил в политех, встретил тебя.
Я так привык врать, что родители погибли, что и тебе не сказал правды. Боялся, что разлюбишь, если узнаешь, чей я сын.
— Боже, сколько на тебе вынесли… — Алёна взяла его руку. — Ты её больше не видел?
— Нет. Когда она пришла ко мне на работу, я сначала не узнал, но почувствовал. Не хотел разговаривать — слишком обижен. Она бросила меня, убила отца, разрушила жизнь.
Но она так смотрела, что я не смог отказать. Пошли в кафе рядом. Алён, боюсь себе признаться, но я рад, что она нашла меня.
— И что она сказала? Она действительно убила отца?
Дмитрий кивнул.
— Это вышло случайно. Когда отец замахнулся, она оттолкнула его. Он поскользнулся, ударился виском об угол стола…
— Её посадили?
— Да. У отца были свежие синяки, но на маме — ни царапины. Решили, что это не самооборона. Соседи и тётя Катя дали против неё показания.
Она говорила, что писала мне, но письма не доходили. Наверное, тётя рвала. В одном письме мама просила привезти меня на свидание. Она даже показала письмо, где тётя Катя ответила, что я её забыл, что мне не нужна мать-убийца.
Я ничего не знал. А когда вырос, даже не попытался её найти. Сколько лет…
Алёна видела, как он страдает.
— Почему она только сейчас нашла тебя?
— Я тоже спросил. Она боялась. Боялась, что я не прощу. Говорила, что все эти годы следила за мной, знала всё — куда я поступал, как женился, когда родился Серёжа. А я её не замечал.
Она продала квартиру и переехала сюда, чтобы быть ближе. Работала уборщицей, хотя окончила истфак. В школы её не брали. Думала, мне будет стыдно за неё.
— А сейчас?
— Экскурсоводом в— Так что, идём на каток? — спросил Дмитрий, вставая из-за стола, и крикнул сыну: — Серёжа, собирайся, идём кататься! — а сам подумал, что, может быть, теперь и ему самому наконец станет хоть немного легче.