Вот как звучит история с русскими деталями и атмосферой:
**Неудачная операция**
Артём не вышел — вывалился из машины. Всего три рядовые операции, а ощущение, будто смену таскал мешки с цементом. Спина гудит, голова раскалывается, глаза слипаются.
Дома рухнул на диван, даже не раздеваясь, и сразу провалился в сон. Разбудила назойливая мелодия звонка — будто сверло в виске. Шея затекла, вставать не хотелось. *«Чёрт, кажется, заболел»*, — подумал Артём, с трудом разлепляя веки.
Телефон затихал на секунды, затем снова орал. *«Надо бы сменить этот рингтон»*. Нехотя выудил телефон из кармана куртки.
— Да, — прохрипел он, голос ещё сонный. Откашлялся. — Да, — повторил чётче.
— Артём, я в аэропорту. Самолёт через час. У отца инфаркт. Подмени, а? Больше не к кому обратиться, — в трубке голос коллеги и друга — Сергея Малинина.
— Я… не в форме. Температура. Позвони Димке.
— Брось. Выпей чаю, таблетку. У Димки жена — любая задержка на работе для неё как измена. Ваня ещё зелёный. Петрович две смены подряд не потянет — возраст. Я быстро, послезавтра вернусь. Выручишь? Отработаю.
*«То есть умри, но друга выручай»*, — мысленно вздыхал Артём.
— Ладно, — смутно пробормочал он.
— Чего? — переспросил Сергей.
— Говорю, подменю. Счастливого пути.
— Ты лучший! Я тебе… — затараторил Сергей, но Артём уже положил трубку.
До ночного дежурства ещё пара часов. Он встал под душ, побрился, влил в себя крепчайший чай. Стало чуть легче. Ехать обратно в больницу, из которой только что сбежал, не хотелось. *«Справлюсь. Авось, тихо будет»*, — подумал он, натягивая куртку.
Первые часы в отделении прошли спокойно. Глаза слипались, голова клонилась к столу. Артём встряхнулся, ещё глоток чая — ненадолго помогло.
— Артём Николаевич! — голос будто сквозь воду. Кто-то тряс за плечо.
Он поднял голову. Перед ним — медсестра Ольга.
— Мальчика привезли…
— Сейчас спущусь, — отряхнул остатки сна.
Он плеснул в лицо ледяной водой, насыпал в чашку три ложки заварки, выпил почти насильно. Поправил шапочку и спускался в приёмный покой.
На кушетке лежал мальчик лет десяти, скрючившись от боли. Артём аккуратно осмотрел его.
— Вы мать? — повернулся к худенькой женщине с трясущимися руками.
— Что с ним, доктор? — её глаза расширились.
— Почему раньше не вызвали скорую? — резко спросил он.
— Я… с работы пришла, он уроки делал. Потом вырвало. Температура. Оказалось, живот болит уже несколько дней… Что с ним? — она вцепилась в его руку.
— Ольга, каталку! — вырвал руку. — Подпишите согласие на операцию.
— Операцию? Аппендицит?
— Перитонит. — Артём сжал губы.
В её глазах — пустота и ужас.
— Подпишите. Счёт на минуты.
Она машинально расписалась, снова схватила его.
— Спасите его!
— Делаю всё возможное. Не мешайте.
Ольга уже каталку подкатила. Перенесли мальчика, понесли к лифту. В пустом коридоре — только скрип колёс и её шёпот за спиной. Артём не слушал, думал о разрезе, швы, времени…
В операционной на столе — ребёнок под нарктом. Всё остальное исчезло. Руки работали автоматически. Операция шла второй час. На миг он закрыл глаза — и тут же крик Ольги:
— Кровь! Давление падает! — голос анестезиолога.
…
Артём вышел, спина мокрая, ноги ватные. Прислонился к стене. К нему бросилась женщина — мать. Остановилась в шаге, будто упёрлась в стекло. Лицо серое, глаза огромные.
Он не выдержал её взгляда. Она всхлипнула, зашаталась. Он успел поймать её, усадить на стул.
— Ольга, нашатырь!
Медсестра сунула ванилин под нос. Та дёрнулась, оттолкнула руку, встала и… молча пошла прочь.
*«Как она ещё на ногах…»*
В ординаторской он уткнулся лицом в ладони. Потом взял карту и стал писать. Честно.
— Артём Николаевич… — Ольга в дверях.
— Что? — не поднимая головы.
— Вы не виноваты.
— Свари чай. Крепкий.
Чай оказался горьким. Он выплеснул его в раковину…
Мыл кружку, когда сердце сжало. Грудную клетку распирало, дышать стало невозможно, в глазах чернота…
— Очнулся? — голос Марии Ивановны, педиатра.
Он попытался встать — резкий укол в грудь.
— Лежите! Сколько чашек выпил?
— Не считал.
— Надо бы. Не мальчик уже. Инфаркт схлопочешь. Ольга правильно нажала.
— Инфаркт? — прохрипел он.
— Нет. Пока. Но литрами чай хлестать — будет. Укол сделала. Спи.
Он снова провалился в сон.
…
Утром голос заведующего:
— Сбежать решил? — Иван Петровец рвал его заявление. — Кем тебя заменить?
— Не могу больше.
— В могилу мальчика лёг? У каждого хирурга свои мёртвые. Мы не боги. Жди вскрытия.
— Форд.
— Чего?
— Это Форд сказал: «Неудачи учат лучше удач».
— Умничаешь? Тогда чего нюни распустил? Если б все так делали — в больницах пусто бы было. Две недели отпуска. Возьми за свой счёт. Возьмись за ум.
Дома — кошмар. Шаги, мысли, попытки уснуть.
На третий день позвонил Ольге:
— Адрес мальчика скинь.
Через два часа — звонок в дверь. На порогое — сама Ольга.
— Просил адрес, не визит.
— Я подумала…
— Со мной всё в порядке. Где адрес?
Она протянула бумажку. Он захлопнул дверь.
В ванной — отражение призрака: впалые глаза, щетина.
Умылся, побрился. Чёрный чай вместо кофе. Вышел.
Артём обнял Надежду за плечи, и они молча смотрели в окно на падающий снег, где-то там, в темноте, мерцали огни больницы, в которой оба оставили часть своей души.
