Я уже подходила к дому, когда в сумке зазвонил телефон. Достаю его, вижу — звонок от брата.
— Привет, Сёма, — сказала я, умышленно называя его детским прозвищем, хотя он давно вымахал выше меня на голову.
— Ты не забыла, что у мамы через неделю юбилей? — напомнил он мне.
Как раз вовремя, ведь я и правда забыла.
— Конечно, помню, — соврала я. — А ты подарок купил?
— Вот как раз по этому поводу звонил. Давай встретимся, обсудим.
— Давай. Может, ко мне зайдёшь? Или завтра в обед встретимся в нашем кафе? — предложила я.
— Договорились. В час буду ждать тебя там. Если что, позвонишь, ладно? Тогда до завтра. — И Семён отключился.
Я его обожаю, своего младшего брата. Он мне ближе всех на свете. Даже не мама, а именно он. А теперь подумать только — когда-то я мечтала его убить. До сих пор меня мучает вина, особенно когда вижу его. И стыд. Я бы себе этого никогда не простила. Но тогда…
***
Мои будущие родители познакомились в институте и дня не могли прожить друг без друга — везде ходили вместе. Но уединиться им было негде. Мама жила с родителями, а отец — в общаге. Оставался один выход — пожениться. О чём они и заявили бабушке с дедушкой. Уговоры, слёзы, просьбы не спешить — ничего не помогло. Молодые стояли на своём, доказывая, что их любовь вечна. Родителям пришлось сдаться.
Характер у моей мамы — если что решила, то ничем её не остановишь. Она уговорила родителей сыграть скромную свадьбу, а сэкономленные деньги потратить на съём квартиры. Жить всем в двух комнатах было невозможно. Так и решили.
Первое время молодожёны не вылезали из постели, пропускали пары, приходили на занятия невыспавшиеся, но счастливые. Они верили, что их чувства выдержат любые испытания. Да и какие испытания? Жизнь казалась безоблачной. Какими же они были наивными!
Случилось неизбежное — мама забеременела. Для обоих это оказалось неожиданностью, но они справились. До выпуска оставалось полтора курса, но ничего — выдержали бы.
Маму скрутил жуткий токсикоз. Её тошнило от любых запахов, она не могла готовить, всё время хотела спать. Отец стал задерживаться в общаге у друзей. Начались ссоры, но они быстро мирились — особенно когда токсикоз прошёл, и мама снова взялась за плиту.
После моего рождения начался ад. Бессонные ночи, усталость, а учёбу никто не отменял. Бабушка с дедушкой брали отпуска по очереди, чтобы сидеть со мной. Мама сбегала с лекций — грудь болела от молока.
Её нервы и усталость передавались мне. Наверное, поэтому я орала без конца и засыпала только на руках. Родители с радостью скидывали меня кому-нибудь и бежали в институт — хоть немного отдохнуть, а если повезёт, подремать на парах.
Любовь любовью, но терпения им не хватало. Стали замечать недостатки, считать, кто что не доделал. Отец опять пропадал с друзьями, возвращался поздно, и ссоры вспыхивали снова.
Но вот дипломы получены, отец устроился на работу. Вроде бы легче — меня отправили в ясли, мама тоже вышла работать. Но я начала болеть. Маме приходилось брать больничные. Бабушка с дедушкой ещё работали — помочь не могли. Отец задерживался на работе всё чаще…
Однажды, после очередного скандала, он пришёл домой поздно, мама накинулась на него.
— Всё, хватит! — крикнул он. — Я не могу так жить. Мы поспешили с браком… Я люблю другую. — Сказал это прямо, без предисловий, собрал вещи и ушёл.
Я, конечно, этого не помнила — была слишком мала. Что-то рассказала мама, что-то бабушка, остальное сама додумала, когда подросла.
Не все молодые семьи выдерживают быт. После ухода отца мама словно очерствела. Плакала, срывалась на мне.
Если я проливала чай, роняла печенье, мама кричала, что я криворукая, вся в отца. И я решила — он ушёл из-за меня, потому что я плохая. Долго в это верила. Выросла с чувством вины.
— Все дети как дети, а ты у меня грязнуля, вечно вымажешься, — ругала она. — Неряха. Вся в отца.
Казалось, мой вид её раздражал. Наверное, так и было — бабушка часто говорила, что я — вылитый папа.
Я старалась не огорчать маму. Четвёрка в школе была для меня трагедией. Я выбивалась из сил, лишь бы ей угодить. Но это было почти невозможно.
Почерк у меня был неважный.
— Что за каракули? Курица лапой писала? — морщилась мама. — У отца твоего тоже не разберёшь.
Я сидела вечерами, выводила буквы вместо игр. И добилась красивого почерка. Но мама даже не заметила.
Потом она снова вышла замуж. Стало легче — она перестала обращать на меня внимание. Дядя Женя часто заходил ко мне в комнату, играл, помогал с уроками — пока мама не звала его.
Однажды он спросил: «Хочешь братика или сестрёнку?» Я не хотела никого — только чтобы любили меня. Но ответила: «Братика». Дядя Женя улыбнулся, погладил по голове. Мама так никогда не делала.
Те несколько дней, пока мама была в роддоме, стали самыми счастливыми. Мы жили вдвоём с дядей Женей. Ни криков, ни ссор. Я стала звать его папой. Но потом мама вернулась с младенцем, и всё изменилось.
Брат был маленьким, орал без конца. Как же я его возненавидела. Теперь и папа не обращал на меня внимания.
Брат подрос, ковылял за мной по квартире. Если он падал, мама обвиняла меня. Вся любовь доставалась ему. Она хвасталась его успехами, забывая обо мне. Только папа спрашивал, как у меня дела в школе.
Тогда во мне и поселилась мысль: если брата не будет — папа будет любить только меня. Не мысль даже, а смутное предчувствие.
Когда я закончила третий класс, а брату было три года, мы поехали на море. Как же там было здорово! Тёплая вода, солнце, голубое небо. Мы ушли подальше от людей.
В тот день мама загорала, прикрыв лицо шляпой. Папа сидел рядом, читал. Было жарко.
— Можно искупаться? — спросила я.
Брат тут же затребовался со мной. Папа разрешил,Но в этот раз я крепко держала его за руку, и мы вместе смеялись, брызгаясь водой, а когда он поскользнулся — я подхватила его и крепко обняла, потому что поняла, что люблю его больше всего на свете.
