Дневник. 12 октября.
Ровно в семь утра зазвонил телефон, как раз когда Надежда Ивановна наливала кипяток в заварочный чайник. Взглянула на экран — младшая сестра Светлана.
«Света, что случилось? Ты же знаешь, я только проснулась.»
«Надь, срочно приезжай к маме!» — голос сестры дрожал. — «Я всё устроила. Квартиру продаём, маму определяем в хороший дом престарелых под Мытищами.»
Рука сама сжала трубку крепче.
«Ты с ума сошла? Какой ещё дом престарелых?»
«Хватит притворяться! Мама уже дважды забывала выключить плиту, а на прошлой неделе её нашли бродящей по двору — не помнила, где живёт. Хочешь дождаться, пока она нас переживёт?»
«Светка, какие документы ты успела оформить?!»
«Доверенность на продажу. Мама подписала — я объяснила, что так лучше.»
В груди закипело.
«Ты вообще в себе? У мамы двое детей!»
«А ты где была все эти месяцы?» — огрызнулась Света. — «Приезжаешь раз в неделю, чайку попьёшь — и вот, долг выполнен. А я каждый вечер после института к ней мчусь!»
«Я в три смены работаю, у меня кредит за квартиру!»
«Вот именно! Поэтому я и решила. Завтра риелтор приедет оценивать. Если хочешь попрощаться с квартирой — приезжай.»
Щелчок в трубке. Надя стояла среди развешанного белья на кухне, не веря ушам. Светка, которую она ещё вчера видела куклой в бантах, теперь рушила жизнь их семидесятилетней матери.
***
Квартира в хрущёвке на Пятой улице встретила знакомым скрипом линолеума. Дверь открыла мать — Антонина Семёновна, вся в морщинках, как печёное яблоко.
«Доченька! Так рано!»
«Мам, про вчера расскажи. Света приходила?»
Мать задумалась, поправляя платочек на голове.
«Приносила бумаги… Говорила, надо подписать для пенсии.»
«И ты подписала?»
«Ну да… Светочка умная, она знает.»
В дверь постучали. На пороге — Света в деловом пиджаке, с папкой под мышкой.
«О, уже здесь. Отлично, обсудим по-взрослому.»
«По-взрослому — это обмануть собственную мать?!»
«Мама сама согласилась!»
«Да заткнитесь вы обе!» — неожиданно рявкнула Антонина Семёновна. Дочери присмирели. — «Светка, объясни ещё раз про эти бумаги.»
Оказалось, пансионат — «с садиком и врачом», а за квартиру обещали 4 миллиона рублей.
«Я не хочу уезжать…» — прошептала мать, глядя на портрет покойного мужа на комоде.
Но Света уже сыпала цифрами: сиделка — 50 тысяч в месяц, её зарплата лаборантки — 35, а в пансионате «всё включено».
***
На улице сестры сцепились у подъезда.
«Ты права, я редко бываю, — признала Надя. — Но продать мамин дом? Это же всё, что у неё осталось!»
«А ты предлагаешь ждать, пока она спалит дом?»
«Предлагаю найти другой выход!»
«Какой? Ты переедешь сюда?»
Тишина. Потом Надя неожиданно сказала:
«А что… если правда перееду?»
Света замерла.
«Твоя однушка в Бибирево…»
«Продам. Выручу хоть что-то.»
В тот же вечер Антонина Семёновна, услышав это, расплакалась в голос:
«Доченька, да я же тебе всю жизнь мешать буду!»
«Мам, ты нянчила моих детей в этой квартире. Теперь моя очередь.»
Света молча достала телефон:
«Доверенность я завтра же аннулирую.»
***
Прошло три месяца. Надя устроилась бухгалтером в местную школу, чтобы быть рядом. Света приносит маме лекарства по льготе от поликлиники. Антонина Семёновна снова печёт пироги с капустой — теперь «чтобы внуки не голодали».
Урок я вынес один: когда старики говорят «как вы решите» — это не согласие. Это крик о помощи. И самое правильное решение часто лежит не в бумагах риелторов, а в обычном разговоре за кухонным столом.
