– Да кто ты такая, чтобы мне указывать?! – Дмитрий крутнулся от холодильника, сжимая банку “Жигулёвского”. – Ты в этой квартире вообще никто! Ясно?!
Марфа стояла у плиты, мешая сковородку с картошкой, и чувствовала, как подкашиваются ноги. Лопатка звякнула о чугун.
– Никто? – переспросила она шёпотом. – Я разве не твоя жена?
– Жена! – Дмитрий фыркнул, откидывая крышку банки. – Ты у меня домушница, вот кто. Да ещё и бестолковая.
Марфа вырубила газ и развернулась к мужу. Тридцать пять лет бок о бок. Тридцать пять лет она стряпала ему обеды, стирала рубахи, выглаживала костюмы. Поднимала детей, пока он “пахал” на заводе.
– Домушница, говоришь? – голос её окреп. – А кто тебе носки стирает? Кто шторы вешает, полы моет, за твоей старухой присматривает?
– Это твой долг! – Дмитрий шлёпнул банкой по столу. – Я деньги в дом тащу, коммуналку плачу, а ты? Картошку жаришь? Любая дура справится.
– Любая дура, – повторила Марфа. Внутри что-то надломилось. – Поняла.
Она скинула фартук и забросила на крюк. Дмитрий допивал пиво, пятясь к телевизору.
– Выходит, любая сойдёт, – прошептала Марфа в пустоту. – Посмотрим.
Она зашла в спальню и вытащила из-под кровати потрёпанный чемодан. Дмитрий услышал шелест и высунулся в проход.
– Ты куда это собралась?
– Выхожу, – ровно ответила Марфа, укладывая в чемодан свои пожитки. – Раз я здесь пустое место, значит, мне здесь нечего делать.
– Куда выходить-то? – Дмитрий наморщил лоб.
– К Зое. На недельку.
Зоя была младшенькой сестрой Марфы. Квартировала одна в “хрущёвке”, трудилась в больнице санитаркой.
– Да брось ты, – Дмитрий махнул лапищей. – Не гони. Кто мне ужин сделает?
– А разве важно? – Марфа щёлкнула замками. – Сам сказал – любая дура справится. Найди себе такую.
Дмитрий ошалело смотрел, как жена напяливает пальто.
– Марфуша, не упрямься. С языка сорвалось.
– Конечно, сорвалось, – она натянула шапку. – Просто правду ляпнул. Я в этом доме – ноль.
– Да ну тебя! – голос мужа взметнулся. – Кто разрешил уходить-то?!
Марфа замерла у порога и окинула Дмитрия взглядом.
– Никто. Я сама. Или у меня даже на это прав нет?
Она хлопнула дверью, оставив мужа с разинутым ртом.
На улице пахло прелой листвой, октябрь выдался промозглым. Марфа села в троллейбус и поехала к сестре. В сумке пиликал телефон, но она не глядела на экран.
Зоя распахнула дверь в стёганой куртке и махровых носках.
– Фрося! Какие ветры? – она уставилась на чемодан.
– Можно перекантоваться у тебя? – спросила Марфа.
– Естественно, заходи. Что стряслось?
Они устроились на кухне, Зоя поставила чайник. Марфа поведала про перепалку с мужем.
– Да он охренел совсем?! – всплеснула руками Зоя. – Нуль в доме! После стольких-то лет!
– Представляешь, – Марфа утёрла глаза рукавом. – Всё для него, для детишек. А он – любая баба сможет.
– Пусть отыщет свою “любимую”, – скривила губы Зоя. – Посмотрим, как он без тебя проживёт.
Телефон опять запищал. Марфа глянула – муж.
– Не бери, – посоветовала Зоя. – Пусть поскрипит мозгами.
Марфа отшвырнула телефон на тахту.
Утром она очнулась на раскладушке в зале. Зоя уже снаряжалась на смену.
– Сиди, сколько влезет, – молвила сестра. – Запасные ключи на гвозде.
Марфа осталась одна в чужой обители. Непривычно было валять дурака. Дома в это время она обычно поджаривала Дмитрию яичницу, подавала портфель, расписывала покупки.
Телефон молчал. Видать, муж решил, что сама приползёт, когда проголодается.
Марфа наскребла себе завтрак и присела у окна с кружкой. На душе было странно – и скребло, и вроде полегчало. Сколько лет она не завтракала одна, не думая, чего бы Митьке на жратву состряпать.
Днём дозвонилась старшая дочь Галя.
– Ма, папанька звонил. Говорит, разругались?
– Разругались, – подтвердила Марфа.
– Из-за чего?
– Обозвал меня пустым местом. Мол, домушница я, да ещё и хромая.
– Мам! – Галя аж охрипла. – Как он посмел?!
– Очень просто. Видно, правда глаза ест.
– Какая правда?! Ты всю жизнь положила на семью!
– Это я так полагала. А выходит, я просто прислуга.
Галя задумалась.
– Мам, а ты где сейчас?
– У тётки Зои.
– Надолго загостилась?
– ХЗ. Может, подрабатывать пойду. Раз уж я домушница, опыт есть.
– Мам, не неси чепухи! – нервы у Гали дрогнули. – Вы же взрослые тётки, найдите общий язык.
– Общий язык? – Марфа криво улыбнулась. – Да о чём тут говорить? Он правду ляпнул. Я и вправду ноль в доме.
– Мам, ну хватит! Папанька просто сорвался. Умаялся, наверное.
– Умаялся, – передразнила Марфа. – А я, значит, тридцать пять лет не устаю.
Галя вздохнула.
– Ладно, я с ним потолкую. А ты подумай, стоит ли из-за словечка рушить семью.
– Словечка? – Марфа мотанула головой. – Галь, это не словечко. Это впервые он вслух сказал, что думает.
Вечером Зоя приплелась с работы разбитая.
– Как ты? – спросила она, сбрасывая боты.
– Ничего. Галя звонила.
– И что сказала?
– Умоляет помириться с отцом.
Зоя плюхнулась рядом с сестрой на тахту.
– А ты как?
– ХЗ, – честно сказала Марфа. – Может, он и прав. Может, я и впрямь пустое место.
– Фросенька, да что ты городишь! – Зоя схватила сестру за ладони. – Ты золотая жена, мать, хозяйка. Если он этого не видит – дуболом.
– Легко болтать, – Марфа потупилась. – Мне уже за шестьдесят. КуЧерез месяц Марфа устроилась помогать пожилой учительнице, а Дмитрий, так и не найдя “любую дуру” для готовки, впервые за тридцать пять лет сам научился варить борщ — стоя у плиты с рецептом от Зои, он вдруг понял, сколько труда она вкладывала в каждый его обед, и, уронив голову на грязный фартук, тихо вытер слезы.
