Любовь Степановна замерла у кухонного окна, пальцы судорожно сжимали смятую записку, найденную в кармане джинс Светланы. Сквозь слёзы она вновь разбирала знакомый почерк: «Жду в десять у подъезда. Бабка храпит, не услышит. Целую. Твой Дима».
— Господи, за что? — прошептала женщина, чувствуя, как комок подкатывает к горлу.
Света появилась в их доме полгода назад после гибели сестры мужа в пьяной аварии. Шестнадцатилетнюю сироту некуда было девать.
— Люба, она же кровь наша, — уговаривал тогда супруг Николай. — В детдом отправим, что ли?
Как же она теперь жалела о своём согласии.
Сначала всё шло хорошо. Девочка помогала по хозяйству, училась на пятёрки, ласково называла их тётя Люба и дядя Коля. Любовь Степановна водила её по магазинам, наняла репетитора по английскому.
Но постепенно девочка изменилась. Грубила, пропадала допоздна, а потом исчезли деньги из шкатулки — пять тысяч рублей, отложенные на новое пальто.
— Это ты взяла? — осторожно спросила Любовь Степановна.
— Какие деньги? — Света даже не оторвалась от телефона.
Ночные прогулки, хлопанье дверью, а теперь эта записка… Женщина сжала виски, услышав шаги мужа.
— Люб, а где наша-то? — Николай вытирал руки засаленным полотенцем.
— В комнате. В своём телефоне, как всегда.
Муж тяжело вздохнул, наливая чай из закопчённого самовара:
— Надо бы поговорить с ней по-мужски.
В этот момент в кухню впорхнула Светлана — высокая, тонкая, с вызывающим взглядом.
— Опять про меня шепчетесь? — бросила она, хлопая дверцей холодильника.
— Садись, — твёрдо сказал Николай, кладя на стол злополучную записку. — Объяснись.
Лицо девочки на мгновение дрогнуло:
— Это моё личное дело!
— Пока живёшь под нашей крышей — личного ничего нет, — рявкнул Николай.
— Ага, взяли из жалости, а теперь командуете! — Света истерично рассмеялась. — Добрые родственнички!
— Как ты смеешь! — Любовь Степановна вскочила, чувствуя, как холодеют руки. — Мы любим тебя как родную!
— Любите? — девочка скривила губы. — Тогда почему не пускаете к Диме? Ему двадцать один, он меня понимает!
— Двадцать один?! — Любовь Степановна схватилась за сердце. — Да это же уголовщина!
— Мы любим друг друга! — взвизгнула Света.
— Любовь, — Николай с силой стукнул кулаком по столу. — В твои годы это глупость!
— Вы ничего не понимаете! — девочка вскочила, опрокидывая стул. — У вас своих детей не было, откуда вам знать!
Слова впились в сердце как нож. Любовь Степановна задрожала, а Николай не выдержал:
— Тогда собирай вещи и вали к своему ухажёру!
— Николай! — ахнула женщина, но было поздно.
— Собираюсь! — Света выбежала, хлопнув дверью так, что задрожали стаканы в серванте.
Через час, стоя у окна, Любовь Степановна видела, как её девочка садится в чёрную иномарку. За рулём сидел бородатый мужчина в кожаной куртке.
Две недели тишины. Потом соседка тётя Валя проболталась: видела Свету в золотых украшениях, с дорогой сумкой. А ещё через месяц раздался звонок в дверь.
На пороге стояла тень былой Светланы — грязная, с синяками, дрожащая.
— Тётя Люба… я больше так не буду…
Когда девочка, рыдая, рассказывала, как Дима заставлял её “работать” в подпольном клубе, Любовь Степановна цепенела от ужаса. Пять тысяч за вечер… Клиенты… Побои…
— Всё, родная, всё позади, — шептала она, сжимая худенькие плечи девочки. — Дома ты теперь. Дома.
Но в ту ночь, глядя в потолок, Любовь Степановна понимала — никто не вернёт Светке украденного детства. И её собственное сердце уже никогда не будет прежним.
