— Ты что несёшь, мама?! — взорвалась Аня, вцепившись в спинку стула. — Какой ещё «чужой»? Я твоя родная дочь!
— Кричать не надо! — Лидия Петровна махнула рукой, даже не отрываясь от газеты. — Сказала, как есть. А ты вообще кто, чтоб мне указывать?
— Мам, что происходит? — в комнату вбежал Алекс, муж Ани. — Соседи стучать начали!
— Пусть стучат, — буркнула старуха. — У себя дома что хочу, то и говорю.
Аня опустилась на диван, чувствуя, как дрожат колени. Всё началось с мелочи — она попросила мать не выбрасывать остатки борща, хотела завтра разогреть. А в ответ услышала такое, что до сих пор не верила своим ушам.
— Мам, может, давление? — осторожно спросила Аня. — Таблетки пила?
— При чём тут давление? — Лидия Петровна наконец оторвалась от газеты и холодно взглянула на дочь. — Ясно сказала — чужая ты мне. И всегда была.
Алекс переглянулся с женой. За тридцать лет знакомства с тёщей он видел её в разных состояниях, но такого ещё не было.
— Лидия Петровна, может, врача вызовем? — предложил он. — Вы сегодня не в себе.
— Я в полном уме! — вспылила старуха. — Надоело притворяться! Хватит играть в дружную семью!
Аня почувствовала, как перехватило дыхание. В горле встал комок, а в голове крутилась одна мысль: неужели мать правда так думает? Неужели всю жизнь терпела её, не любя?
— Мам, что ты говоришь? — голос задрожал. — Я всегда была рядом. Ухаживала, когда болела. Деньгами помогала, продукты приносила…
— Вот именно! — Лидия Петровна резко встала, газета шлёпнулась на пол. — Из жалости делала! Думала, обязана! А на фиг мне такая забота?
— Из жалости? — Аня не поверила своим ушам. — Да ты что, мама? Я тебя люблю!
— Врёшь! — старуха подошла к окну, уставившись во двор. — Никто меня не любит. И ты тоже.
Алекс тихонько взял жену за руку. Аня была бледная как мел, дрожала.
— Пойдём на кухню, — шепнул он. — Дай ей остыть.
— Нет, — Аня встала. — Мама, объясни, что происходит. Почему ты так говоришь?
Лидия Петровна медленно повернулась. На лице застыла странная усмешка.
— А что объяснять? Думаешь, я не знаю, как ты про меня трещишь? Старая, больная, всем обуза?
— Я никогда такого не говорила!
— Да брось! — старуха махнула рукой. — Слышала я вас с мужем. Шептались на кухне, думали, не услышу. А у меня, между прочим, слух как у орла.
Алекс нахмурился. Он пытался вспомнить, о чём они говорили, чтоб так тёщу задеть.
— О чём мы говорили? — спросил он.
— А ты не помнишь? — Лидия Петровна прищурилась. — Про то, что меня в дом престарелых сдать пора. Что я вам жить мешаю.
Аня ахнула. Месяц назад они с Алексом действительно обсуждали этот вариант. Но не чтобы избавиться, а потому что волновались. Лидия Петровна начала забывать выключенную плиту, путала имена соседей, с которыми дружила десятилетиями.
— Мам, мы не хотели тебя никуда сдавать, — попыталась объяснить Аня. — Мы просто переживали…
— Хватит лапшу на уши вешать! — перебила старуха. — Всё поняла! Надоела вам со своей фальшивой заботой!
— Лидия Петровна, вы же понимаете, что мы вас любим, — вмешался Алекс. — Аня без вас, когда болели, ни на шаг. Ночи не спала.
— По обязанности! — отрезала старуха. — Потому что «так надо»! А настоящей любви я от неё не видела!
Аня почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Как можно так говорить? Она всю жизнь старалась быть хорошей дочерью. Даже когда своих детей на руках было не унести, всё равно находила время для матери.
— Мам, ну почему ты так? — голос сорвался. — Что я тебе плохого сделала?
— А что хорошего? — старуха плюхнулась обратно в кресло. — Живёшь своей жизнью, приходишь по расписанию, дежурно спрашиваешь про здоровье. И думаешь, хватит?
— Но я же каждый день звоню! Продукты ношу, врачей вызываю!
— Для галочки! — Лидия Петровна покачала головой. — А душой где была? Когда ты последний раз просто так пришла, чаю со мной попила, душу отворила?
Аня задумалась. Действительно, последнее время их встречи сводились к бытовухе. То лекарства купить, то справку оформить, то кран починить.
— Мама, у меня же своя семья, работа…
— Вот именно! — перебила старуха. — У тебя всё есть, а у меня кто? Никого! Сижу одна, как в тюрьме, жду, когда дочь милостиво заглянет!
— Так переезжай к нам! Сколько раз предлагали!
— Зачем? Чтобы обузой быть? Чтобы внуки косо смотрели, а зять за глаза вздыхал?
Алекс хотел возразить, но Лидия Петровна не дала.
— Думаешь, я не вижу? Придёшь — всё мимоходом, быстро-быстро, чтоб поскорее свалить. Как повинность отрабатываешь!
Аня села на диван, закрыв лицо руками. В словах матери была правда, и это било больнее всего. Она и правда часто спешила, думая о своих делах.
— Я старалась помочь, — тихо сказала она.
— Помочь! — фыркнула Лидия Петровна. — А поговорить со мной как с человеком? Спросить, как дела, что на душе? Рассказать про свою жизнь?
— Я рассказываю…
— Что рассказываешь? Что на работе завал, что Лизка двойки таскает, что кредит не закрыть. А про себя? Про то, что радует, что болит?
Аня подняла голову. Мать смотрела на неё с отчаянием в глазах.
— Мне казалось, тебе неинтересно…
— Неинтересно? — старуха встала и подошла к дочери. — Да я каждую твою эмоцию вижу! Чувствую, когда тебе тяжело, когда радуешься. Но ты со мной этим не делишься!
— Не хотела грузить тебя своими проблемами.
— А зачем тогда матери? — Лидия Петровна села рядом. — Только чтобы кормили да лекарства подавали?
Повисло молчание. Алекс стоял у окна, чувствуя себя лишним. Женщины молчали, каждая в своих мыслях.
— Знаешь, что больнее всего? — вдруг сказала Лидия Петровна. — Ты меня не видишь. Для тебя я —___
И тогда, глядя в глаза матери, Аня вдруг поняла, что за всеми обидами и упрёками скрывается простая, но такая важная истина: они обе просто очень боялись потерять друг друга.___
