На кухне, стиснув край раковины, Татьяна Ивановна наблюдала, как во двор заруливает потрёпанная «девятка». Из машины неспешно вылез коренастый парень в вытянутой футболке и потертых джинсах, достал из багажника два рюкзака и спортивную сумку.
«Ну вот и явился», — прошептала она, вытирая ладони о фартук.
Лёха вымахал. В последний раз она видела его лет пятнадцать — щуплый пацан с торчащими ушами. А сейчас в дверях стоял взрослый мужик, правда, с растерянным взглядом.
— Тёть Тань? — неуверенно буркнул он, когда она распахнула дверь.
— Ну кто же ещё! Заходи, Лёшенька! Батюшки, да какой ты уже большой! — Она обняла племянника, уловив запах поезда и дешёвого одеколона. — Проходи, устраивайся. Умаялся, поди?
— Да норм. Спасибо, что пустили. Ненадолго, честно — пока работу найму и угол снимем. — Он переминался с ноги на ногу, оглядывая прихожую.
Татьяна Ивановна кивнула, хотя в груди уже защемило. Сестра её, Лёхина мать, тоже обещала золотые горы, а потом пропадала на полгода.
— Иди сюда, — махнула она в сторону бывшего кабинета. Письменный стол, книжные полки, кресло у окна — всё пришлось перетащить в спальню.
Лёха застыл на пороге.
— Тёть, может, я в зале на диване? Не хочу вас стеснять.
— Да брось! Парню нужен свой угол, — ответила она, хотя внутри всё сжалось. Двадцать лет она обживала эту комнату — каждая вещь тут была на своём месте.
Он швырнул рюкзаки на пол, осматриваясь.
— А вы где теперь работать будете? Тут же стол стоял.
— В спальню перенесла. Пустяки, — голос дрогнул, несмотря на попытку звучать бодро.
Племянник, похоже, не заметил, уже расстёгивал молнию на рюкзаке.
— Можно, я вещи разберу? Всё помялось в дороге.
— Конечно! Я пока ужин сооруджу. Что любишь?
— Да мне всё сойдёт, — Лёха ухмыльнулся, и в этой ухмылке мелькнуло лицо покойного брата. — Только, тёть Тань, не заморочьтесь. Я сегодня выдохся, завтра с утра по работодателям шастать начну.
Она кивнула и направилась на кухню, а за спиной уже раздавался грохот передвигаемой мебели. Лёха явно не собирался мириться с её расстановкой.
Пока жарила котлеты, вспомнился сегодняшний разговор с соседкой Валентиной Петровной.
— Ты уверена, что надо? — шипела та, косиясь на Татьянину дверь. — Нынешняя молодёжь… Сегодня племянник, завтра друзья набегут, потом ещё и девку приведёт. А там и жениться вздумает в твоей же квартире.
— Да что ты городишь, Валька! — отмахивалась тогда Татьяна Ивановна. — Своя кровь же. Брата сын.
— Своя, своя, — фыркнула соседка. — А где эта кровь была, когда тебе после аппендицита стакан воды подать было некому?
Тогда эти слова казались обидными. Но сейчас, слушая, как Лёха что-то громоздит в её бывшем кабинете, она задумалась.
— Тёть Тань! — донёсся его голос. — А можно телик ко мне переставить? Тут удобнее смотреть будет.
Она застыла с поварёшкой в руке. Телевизор пятнадцать лет стоял в зале — она привыкла к вечерним новостям в своём кресле.
— Лёш, а я как смотреть буду? — осторожно спросила.
— Да в спальне посмотрите. Или ко мне заскакивайте, вместе посмеёмся, — беззаботно бросил он.
Татьяна Ивановна прикусила губу. В своей же квартире спрашивать разрешения?
— Давай пока оставим как есть, — сказала мягко.
Из комнаты донёсся недовольный вздох, но больше он не настаивал.
За ужином Лёха расписывал планы: устроиться в строительную контору, руки, мол, золотые. Зарплата приличная, через пару месяцев — своё жильё.
— А учёба? — спросила Татьяна Ивановна. — Мать говорила, в техникуме учился.
Лёха сморщился.
— Забил. Тоска зелёная. Я лучше делом занимаюсь.
— Жаль. Без «корочек» сейчас трудно.
— Да бросьте! Вы вот бухгалтер, диплом есть, а зарплата — копейки. А я на стройке за неделю столько срублю, сколько вы за месяц.
Она промолчала. Объяснять, что работает не только из-за денег, было бессмысленно.
После ужина Лёша сразу забился в комнату. Татьяна Ивановна убрала со стола, помыла посуду и села с книгой. Но читать не получалось — сквозь стену лупила музыка. Не громко, но назойливо.
Несколько раз собиралась постучать, попросить убавить, но передумала. Первый день, парень устал.
Утром её разбудил шум душа. На часах — половина седьмого. Обычно она вставала в восемь, неспешно завтракала. Теперь же ванная была занята в самое неудобное время.
Постучав, крикнула:
— Лёш, мне тоже надо!
— Пять минут, тёть Тань!
Но эти «пять минут» растянулись на двадцать. Пришлось умываться наспех и лететь на работу без завтрака.
— Что-то ты сегодня как варёный вобла, — заметила коллега Нина Семёновна. — Не выспалась?
— Племянник объявился. Осваивается, — буркнула Татьяна Ивановна.
— Надолго?
— Говорит, пока жильё не найдёт.
Нина Семёновна многозначительно покачала головой:
— Знаю я этих «временных». У моей свояченицы брат два года «пока искал».
Весь день мысли были о доме. Интересно, чем там Лёха занят? С утра собирался по работодателям, но когда она уходила, ещё храпел.
Вернувшись, обнаружила грязную посуду в раковине и крошки на столе.
— Лёха! — окликнула.
— Щас! — отозвался он из комнаты.
Появился в трусах и мятом майке, сонный.
— Работу искал? — кивнула она на посуду.
— Да завтра начну. Сегодня голова гудела, решил отлежаться. — Он зевнул. — Че, тёть Тань, дома посидеть нельзя?
— Можно, конечно. Просто интересно.
— Да не переживайте! Быстренько устроюсьНо уже через неделю Лёха привёл в квартиру шумную компанию друзей, которые разгромили кухню и оставили окурки в её любимой вазе, и тогда Татьяна Ивановна твёрдо сказала: «Хватит — собирай вещи и уходи», закрыла дверь и впервые за месяц вздохнула свободно.
