Директор школы заметил, что девятилетняя девочка каждый день забирает остатки еды из столовой и решил проследить за ней.
Когда директор Петров увидел, как девятилетняя Света берет остатки еды в школьной столовой, он понял — что-то не так. Его поиски ответов привели его к забытому человеку и тайному доброму поступку, который изменил всё…
Петров проработал школьным директором пятнадцать лет, и за это время он усвоил одну важную вещь: дети несут груз, который взрослые часто не замечают.
Одни показывают свои трудности открыто, другие прячут их за вежливыми улыбками и тихим послушанием.
Света была из тех, кто молчал.
Ей было девять, хрупкая для своего возраста, с двумя темными косами, всегда аккуратно перевязанными красными ленточками. Она никогда не доставляла хлопот, не перебивала, не выделялась. Скорее, сливалась с фоном.
Именно поэтому Петров так долго не замечал, что она делает.
Она воровала еду.
Не явно. Не было лихорадочного хватания или набивания карманов. Она действовала осторожно, обдуманно. Каждый день после обеда она осматривала столовую в поисках остатков — недоеденных бутербродов, нераспечатанных пакетов молока, яблок, оставленных на подносах.
Затем она тихонько складывала их в рюкзак, застегивала его и уходила.
Петров видел достаточно детей из неблагополучных семей, чтобы понимать: тут что-то не так.
В тот день, когда ученики поднимались из-за столов, он мягко подошел к Свете.
«Света, — сказал он, присаживаясь рядом. — Почему ты берешь эту еду, девочка?»
Ее пальцы крепче сжали ремни рюкзака.
«Я… директор…» — она замялась, потом опустила взгляд. «Мама очень много работает, но иногда нам не хватает еды».
Петров слишком долго работал с детьми, чтобы не распознать полуправду. Света не врала. Но говорила не всё.
Вечером, разговаривая с женой Людмилой, он принял решение.
Он проследит за девочкой.
Петров сидел за ужином, но мысли его были далеко. Он не замечал аромата жареной курицы с укропом, не слышал, как звенит ложка в тарелке Людмилы.
В памяти всплывала Света, прячущая еду в рюкзак. Он молчал с тех пор, как сел за стол, и Людмила это заметила. Она всегда замечала.
«Ты сегодня какой-то тихий, — сказала она, слегка склонив голову. — Тяжелый день?»
«Да, — вздохнул он, разминая плечи.
Она посмотрела на него внимательно.
«Школьные дела? Проблемные учителя? Или один из твоих детей?»
Как она это сказала — «один из твоих детей» — сжало что-то в груди.
Он положил вилку.
«Есть одна ученица. Света. Ей девять, тихая, держится особняком. Хорошая девочка».
Людмила молча кивнула, ожидая продолжения.
«Сегодня я заметил, как она собирает остатки еды в столовой. Не просто перекус на потом — мы это разрешаем, если у кого-то долгий день. Она именно собирала. Нераспечатанные бутерброды, яблоки, пакеты молока — всё в рюкзак».
Людмила нахмурилась.
«Она ела это потом? Или, может, оставляла на вечер?»
«Нет, — покачал головой Петров. — Она будто припасОна будто припасла его для кого-то важного, и именно это не давало мне покоя.
