Снег падал густо и беззвучно, незамеченный городом, пульсирующим под искусственными звёздами. Огни мерцали, будто в встряхнутом снежном шаре, но мир вращался слишком быстро, чтобы разглядеть тени, прячущиеся в холоде.
На краю безмолвного парка, у скамьи, укрытой снегом, что-то шевельнулось.
В чёрном мерседесе, припаркованном у тротуара, Артём Соколов нетерпеливо постукивал пальцами по рулю. Его водитель вышел очистить лобовое стекло, а сам Артём только что закончил напряжённый разговор с членом совета директоров. Его кашемировое пальто по-прежнему безупречно, а золотые часы сверкали в свете приборной панели.
Артём Соколов был из тех людей, кто измерял жизнь прибылью и пунктуальностью. Генеральный директор «Соколов Инвест», он двадцать лет строил империю и не терпел промедлений. Особенно сегодня. На город надвигалась метель, и ему нужно было скорее добраться в пентхаус, чтобы подготовиться к завтрашней сделке.
Но тут он заметил.
За деревьями парка маленькая фигурка вышла из тени, крепко прижимая что-то к груди.
Поначалу Артём решил, что это бездомный мальчишка, ищущий укрытия. Куртка ему была мала, ботинки промокли и порвались, а дыхание превращалось в частые облачка пара. Но внимание Артёма привлекло не состояние мальчика, а то, что он нёс.
Несмотря на себя, Артём опустил стекло. В салон ворвалась снежная круговерть.
— Эй! — окликнул он без грубости. — Что ты тут делаешь?
Мальчик замер. На мгновение показалось, что он бросится бежать. Но их взгляды встретились, и он крепче сжал свёрток.
— Пожалуйста, — прохрипел мальчик. — Ей холодно. Нужна помощь.
— Ей? — переспросил Артём, выходя из машины вопреки протестам водителя.
Мальчик приоткрыл угол поношенного одеяла — и у Артёма перехватило дыхание.
Там лежала девочка, ей от силы несколько месяцев. Щёки покраснели от холода, крохотные пальчики сжались в кулачки. Розовая шапочка сползла на один глаз, а губки дрожали от каждого вздоха.
Артём, ошеломлённый, почувствовал нечто незнакомое в груди.
— Что случилось?
— Она моя сестра, — поднял подбородок мальчик. — Наша мама… заболела. Перед тем как уйти, сказала беречь её. Я… я пробовал в приютах, но там нет места. А тут мороз. Больше идти некуда.
Горло Артёма сжалось. — Сколько тебе?
— Одиннадцать. Меня зовут Ваня.
Водитель подошёл, в глазах тревога. — Барин?
Артём не сомневался. — Включай печку. Берём их обоих.
В тёплом салоне малышка зашевелилась. Ваня осторожно покачивал её, шепча утешения. Артём смотрел, тронутый больше, чем хотел признать.
Он достал телефон. — Вызови моего врача. Чтоб был у меня через двадцать минут.
— Слушаюсь, Артём Николаевич.
— И позвони Марье Семёновне. Пусть готовит гостевые комнаты. Молоко тёплое. Детская одежда. Одеяла. Всё.
Водитель моргнул. — Барин… Они останутся?
— Пока не разберусь, что делать дальше.
В пентхаусе мир Артёма — стекло, кожа, чёткие линии — вдруг наполнился тихим плачем младенца и осторожными шагами мальчика.
Марья Семёновна, его домоправительница, хлопотала с полотенцами и какао. Она улыбнулась Ване, уложила малышку, которую теперь звали Лиза, в колыбельку, одолженную у соседей.
— Какая красавица, — прошептала она, поправляя одеяльце.
Ваня сидел на краю стула, словно не решаясь здесь остаться.
Артём стоял у камина, глядя на пламя. В голове кружились вопросы.
— Ваня, — наконец повернулся он. — Ты правильно поступил.
— Я не знал, куда идти, — тихо сказал мальчик. — Видел твоё лицо на билборде. Там было написано: «Соколов — строим будущее». Подумал… может, ты поможешь ей.
Артём почувствовал, будто что-то разрывается внутри. Рекламный слоган, на который он не обращал внимания, стал причиной, по которой мальчик прошёл сквозь метель.
— Теперь ты не один, — сказал он. — Оставайтесь здесь. Завтра… разберёмся.
Утро пришло ясное, буря утихла, город утонул в белизне. Но в пентхаусе уже было тепло.
Артём звонил. Много звонил.
Пришла соцработница. Ваня рассказал, что мама умерла две недели назад. Они жили в заброшенном доме. Он тратил последние деньги на смеси и подгузники, остальное добывал, как мог.
— Она заставила меня пообещать, — сдерживая слёзы, прошептал Ваня. — Сказала: «Ты теперь её старший брат. Береги её. Не отдавай в приют».
Соцработница посмотрела на Артёма. — Детдома переполнены. Брат и сестра могут быть разлучены.
Артём ответил без колебаний. — Они остаются со мной.
— Вы хотите стать их опекуном?
— Я хочу быть их домом.
Следующие недели изменили жизнь Артёма Соколова.
Встречи отменялись. Ужины переносились. Сделка подождала.
Вместо отчётов на столе теперь стояли бутылочки и плюшевые мишки. В углу кабинета появилась манеж.
И человек, известный своей беспощадной точностью, медленно становился другим.
Он учился держать Лизу без страха. Слушал, как Ваня рассказывает о космосе, комиксах и маме. Нанял учителей, врачей, поваров — но каждый вечер садился с детьми, читал сказки и просто… был рядом.
Марья Семёновна порой украдкой вытирала слёзы.
Однажды снежным днём Ваня принёс поношенную коробку из-под обуви.
— Это мамина, — сказал он. — Тут её вещи. Хочу, чтоб у тебя были.
Внутри лежали смятые фото, детский браслетик, свидетельство о рождении.
И письмо.
«Ваня, если что-то случится, береги Лизу. Ищи мужчину с билборда. Я видела его в приюте, раздавал детям куртки. Кажется, у него доброе сердце. Его фамилия Соколов. Доверься ему».
Артём отАртём поднял взгляд на Ване и Лизу, играющих у камина, и понял, что настоящие сокровища — не в банковских сейфах, а в этих тихих, счастливых моментах, когда его некогда пустой дом наполнялся смехом.