Матвей остановил машину у ворот кладбища и тяжело вздохнул. Господи, сколько раз он собирался сюда приехать? Сколько раз откладывал на потом? Пока мать была жива — вечно не хватало времени. После её ухода — будто и вовсе не осталось места для воспоминаний.
А ведь давно пора было очнуться. Осознать, что весь этот мир, который он так усердно выстраивал вокруг себя, был лишь бутафорией. Ни одно слово, ни один поступок не имели под собой истины. Как ни странно, он даже благодарен Лере — бывшей жене — за то, что обрушила этот карточный домик. Один щелчок — и всё рассыпалось! Казалось бы, идеальная семья, такие «настоящие» друзья… А на деле — его жена, его лучший друг, и все эти приятели, которые знали и молчали. Это был не просто крах. Это был удар, от которого Матвей до сих пор не может прийти в себя.
После развода он вернулся в родной Омск. Восемь лет прошло с тех пор, как похоронил мать. Восемь лет! И ни разу не нашёл времени навестить её могилу. Лишь теперь, когда жизнь превратилась в руины, он понял простую вещь: мать была единственным человеком, который никогда не предал бы его.
Женился он поздно — в тридцать три, а Лере было всего двадцать пять. Он гордился ею, словно трофеем. Она казалась красивой, утончённой, «из высшего общества». Теперь же он вспоминал её лицо, искажённое злобой, слова, которые она швыряла в него: что ненавидела его все эти годы, что каждую ночь с ним терпела муку. Он до сих пор не понимал, как мог быть таким слепым. Она рыдала, просила прощения, твердила, что чувствовала себя одинокой… Но стоило произнести «развод» — и маска упала. Вот она, правда.
Матвей вышел из машины, достал с заднего сиденья пышный букет. Шёл медленно, опустив глаза. Дорожка, наверное, вся заросла. Он даже не приезжал, когда ставили памятник — всё организовал через интернет. Как символ всей его жизни: всё на расстоянии, всё ненастоящее.
Ограда оказалась чистой. Памятник — тоже. Цветы свежие, земля аккуратно вскопана. Кто-то ухаживал за могилой. Наверное, подруга матери. Хотя… сыну, выходит, было не до этого.
Он открыл калитку и прошептал:
— Здравствуй, мам…
Горло сжало, глаза запылали. Матвей не ожидал, что расплачется. Он — делец, холодный, расчётливый, привыкший держать марку. А теперь рыдал, как мальчишка. Не сдерживал слёз. Они очищали, смывали всё, что было связано с Лерой, с предательством, с болью. Будто мать стояла рядом, гладила его по голове и шептала: «Ничего, сынок… Всё наладится».
Он просидел долго. Молча. Но в мыслях говорил без конца. Вспоминал детство: как падал, разбивал колени, а мама мазала зелёнкой и приговаривала: «Заживёт, как на собаке». И правда заживало. Со временем. И с каждым разом боль стихала. А мать всегда добавляла: «Ко всему привыкнешь, только к обману — никогда».
Теперь он понимал каждое её слово. Раньше они казались просто ласковыми фразами, а оказались мудростью.
Платить соседке за присмотр за домом было несложно, но сколько можно держать его на замке? Он усмехнулся, вспомнив, как познакомился с ней. Ему было худо, невыносимо. А её дочь — Света — встретила его с такой теплотой… Разговорились, и всё как-то само собой сложилось. Уехал он на рассвете, оставив записку, где лежат ключи. Может, с её стороны это выглядело подло. Но он ничего не обещал. Всё было по обоюдному желанию. Она только что вырвалась от мужа-деспота, рассказывала, как тяжело ей было. Они оба были одиноки. Вот и сошлись на время.
— Дядя, поможете?
Матвей резко обернулся. Перед ним стояла девочка лет семи, в руках — пустое ведро.
— Мне надо воды набрать, чтобы цветы полить. Мы с мамой их только посадили, а сегодня мама слегла. На улице жара — они завянут! Но ведро тяжёлое. Я одна не донесу. Только маме не говорите, что я сюда одна ходила. Если буду носить понемногу, она всё равно догадается, что я убегала.
Матвей улыбнулся:
— Конечно, покажи, куда идти.
Девочка засеменила вперёд. Болтливая, как сорока. За пять минут он узнал всё: как мама выпила холодного молока и заболела, как они пришли к бабушке на могилу (та умерла год назад), и как бабушка наверняка бы её отругала за глупость. Ещё она отучилась первый класс и твёрдо решила получать одни пятёрки — а потом вообще закончить школу с золотой медалью!
С каждым её словом Матвею становилось легче. Дети — это чудо. Он подумал, как хотел бы нормальной семьи: жену, которая любит, и ребёнка, который ждёт тебя дома. Его Лера была как фарфоровая кукла — красивая, но пустая. О детях речи не шло. По её словам, «только дура готова испортить фигуру ради кричащего комка». Пять лет вместе. И теперь он понимал: ни одного тёплого воспоминания об этом браке у него нет.
Он поставил ведро, и девочка осторожно полила цветы. Матвей взглянул на памятник и застыл. На фото была… соседка. Мать Светы. Бабушка этой малышки.
— Зоя Ивановна была твоей бабушкой?
— Да! А вы её знали? Хотя зачем спрашиваю — вы же были у бабушки Зои!
Матвей уставился на девочку:
— То есть ты… с мамой тут живёте?
— Ну да! Я же говорила — мама не пускает меня одну на кладбище.
Матвей растерянно смотрел на ребёнка. Выходит, Света вернулась сюда, и у неё есть дочь. А он даже не знал… Стоп. Он не знал, сколько лет Ане. Может, ребёнок появился позже?
Девочка быстро попрощалась и убежала, напомнив, что маму нельзя тревожить.
Матвей вернулся к могиле матери, сел и задумался. Что-то сдвинулось внутри. Теперь, видимо, Света сама присматривает за домом. И платит он ей, хотя думал, что платит её матери. Но в целом, кому — не суть важно.
Потом он поехал к дому. Сердце сжалось. Всё осталось как при матери — будто вот-вот она выйдет на крыльцо, вытрет слёзы подолом и обнимет. Он долго сидел в машине. Мать не вышла.
Но во дворе его ждал сюрприз: всё аккуратно, цветы посажОн сделал шаг вперёд, обнял Свету и Аню, и впервые за долгие годы почувствовал, что наконец-то вернулся домой.
