Гости нагрянули нежданно, Марфа скривилась — сыну рада, конечно, но вот эта вертушка, что вокруг Ваньки крутится, а он… телёнок несмышлёный, рот до ушей, тьфу.
— Мам, привет, мы с Дашкой в гости прикатили.
— Вижу, вижу, — обнимая сына и кривя губы, буркнула Марфа.
— Мам… у нас новость.
— Ну и какая?
— Подали заявление, та-дам!
— Ох, да рано ещё!
— Как рано? Ты чего? Год уже вместе, решили расписаться.
— Ну подали и подали, располагайтесь, мне в магазин сбегать надо, чего куплю.
Марфе надо было выдохнуть, побыть одной. Как же так вышло, что Ванька, её медвежонок, вырос, укатил в Питер, живёт своей жизнью, работает, и вот — женится…
— Мам, да какой магазин? Мы всё привезли, продуктов — на месяц!
Марфа села, опустив руки. Хотелось плакать, свернуться калачиком на кровати, как в детстве. Эта вертушка (так она звала невесту сына) — ну не лежит к ней душа, хоть тресни. Шустрая, ветреная, а ему бы спокойную девку, местную.
Вот Надька Голубева — девица что надо! Скромная, хозяйственная, бухгалтером работает, в библиотеку ходит. В школе за одной партой сидели — чем не пара? Пусть бы в городе жили, да домой наведывались, внучат привозили. Голубевы — люди крепкие, с такими породниться — честь! А он что учудил? Какую-то пигалицу городскую привёл, словно с ярмарки торбу расписную, тьфу! Одурманила парня, вертушка.
Молодые выгружали продукты — колбасы, сыры, фрукты заморские… Ой, надо в холодильник убрать, для особого случая. Завтра гостей позвать, хоть и свадьбы, может, не будет, но так положено. Где Степан? Уже обед, в поле, что ли, кормится? Ладно, бежать готовить.
— Мам, мы на речку сбегаем!
— Бегите, не держу…
На речку ей захотелось, баловница! Без неё бы хоть огород пополол, отцу помог, а с этой цацей — на речку тянет…
Весь день вертелась Марфа, как белка в колесе. Гостей назавтра позвала, угощение готовила. Умаялась, прилегла на минутку — и только глаза закрыла, как… батюшки!
— Это что ещё?!
— Мам, мы ужин накрываем, хотели помочь.
— Ужин?! А праздничную посуду кто достал?! Вон миски в буфете, стаканы… Степан, ты чего молчишь?!
— А чего? Правильно ребята делают. Всё у тебя пылится!
— Да вы рехнулись?! Ой, ой-ой-ой, и салатники хрустальные, и рюмки… Да что происходит-то?!
— Мам, да что происходит? Мы стол накрываем, семью собираем, а ты из-за посуды рыдаешь?!
Марфа махнула рукой и ушла в комнату, краем глаза видя, как вертушка режет привезённые деликатесы. Вот и припасла на особый случай… Грустно вздохнув, она зачем-то побрела в спальню.
— Мам, переодевайся, садись с нами! — звал Ванька.
Вышла — батюшки! И скатерть новую постелили, и фужеры… Годы копила фарфор, боялась разбить, а они… всё вытащили. А Степан-то… франт! Рубаху новую надел, брюки… Совсем спятил?
— Марфуша, ну ёлки-палки, переодевайся! Праздник же, сын с дочкой приехали!
— С… с какой дочкой?! — прошипела она.
— Мам, ну что ты? — Ванька взял её за руки, но она вырвалась, распсиховалась, закричала, что это её дом и порядки здесь её. Орала про посуду, про деликатесы, которые хотела приберечь…
— Так! — Степан ударил кулаком по столу. — Ты чего разошлась?! Где у меня твой «особый случай» сидит, а?! — Ткнул себя в горло. — Видишь?!
Мы живём, как чумные, едим из старых мисок, пьём из кружек допотопных, а у нас три сервиза стоят — пылятся! Это НАШ дом, Марфа, не твой! Ванька — наш сын, и он имеет право тут распоряжаться! Давай, сынок, ковёр постели — в углу моль его уже сожрала! А ты — марш переодеваться! Шкаф ломится от платьев, а ты в рванье ходишь!
Стоит Марфа, глазами хлопает… Потом вдруг пошла и надела самое лучшее платье, серёжки золотые, туфли, чулки…
Заглянула тётка Агафья: — Чё за пир? Марфа разряжена, будто невеста, Степан в новом… Ванька с какой-то девкой… Кто помер?
— Тьфу на тебя! Садись, Ванька с… — чуть не ляпнула «вертушкой», — с невестой! Ешь, пей!
— Галка, — прищурилась старуха, — точно не бредишь? Никто не помер?
— Да ну тебя! Пей давай, это дети привезли, сервелат!
— Ишь ты… А я-то не наряжена…
— Завтра нарядишься! — сказал Степан. — Завтра праздник!
— Завтра?! А сегодня-то что?
— Просто ужин, тётя Груня.
— Ишь ты… ужинают, бояре…
Тётка быстро ушла — и тут же по деревне поползли слухи: Марфа со Степаном с ума сошли, достали фарфор, хрусталь, нарядились…
На следующий день дом был полон гостей. Все хотели глянуть на смельчаков, которые посмели жить «не как все».
— Эх, самогон-то из хрусталя — как пьётся, а?! — хохотал кум Гришка.
По деревне прокатилась революция. Женщины доставали запасённые скатерти, ставили фарфор, старики наряжались.
— А ведь и правда, Степан, — шептала Марфа позже, — когда этот «особый случай» настанет? Живём — как черти, едим из старья…
— Да ладно тебе… Чего ждать-то?
— Ну хоть что-то пусть лежит… на всякий случай…
…
— Да к чёрту всё! — орала тётка Агафья мужу. — Спать будем на хороших простынях! Ковёр постелю!
— Ты что, шальная?! Это же мать вязала!
— А на что твоя мать вязала, старый хрыч?! Её тридцать лет как нет, а мы всё ждём «особого случая»!
— Ой, Груня… рушники-тоИ тут вся деревня поняла, что этот самый «особый случай» — это и есть их жизнь, которую больше нельзя откладывать.
