В одном уютном уголке Подмосковки, в аккуратном домике с резными ставнями, жила женщина. У крыльца пестрели петуньи и георгины — это буйство сиреневых и розовых оттенков могло свести с ума даже самых равнодушных прохожих.
Она запрыгивала в садовые качели, поджав ноги, и углублялась в книгу. Из окна доходил аромат пирога с курагой — сладкий, тёплый, перемешанный с мятной свежестью кустов. Казалось, именно так пахнет счастье.
Она всегда знала, когда он приедет. В такие дни с утра замешивала тесто, фантазировала с начинками — то карамелизированные яблоки, то вишня с коричневым сахаром. Никаких вам каш, пампушек и бесконечных щей — магия была в мягком тесте, которое послушно лепилось в её руках.
Забавно. Раньше пироги пекла только бабушка. Теперь — она. А ведь она совсем не бабушка.
Он никогда не знал заранее, когда рванёт к ней. Просто проходило время — и вдруг остро хотелось её голоса, её смеха. Тогда садился в машину и звонил уже с дороги.
У него не было ничего: ни дома, ни вещей, кроме тех, что лежали в багажнике «Лады». Было только прошлое — два брака, сын, переезд в Питер, куча воспоминаний и медленное выкарабкивание из чёрной ямы, где когда-то жила злость.
Познакомились банально. На вечеринке у озера. Его тащил за рукав другом Мишка, её — сестра Ольга. Ни он ни она не хотели идти, поэтому сидели, как чужие, на этом шумном торжестве житья-бытья. Потом он вдруг пригласил её танцевать, купил у загорелой цветочницы дешёвую розу на длинном стебле и повёз её домой через всю Москву.
Так всё и началось. И он испугался: «Ну кому нужны эти чувства опять?»
Но когда пустота вокруг начинала давить, как бетонная плита, он садился в машину и ехал. Чтобы уткнуться лицом в её волосы и прошептать: «Ну, привет…»
Однажды даже подумал: «А может, остаться?» Слово сорвалось само, и в её глазах мелькнула искра — но тут же погасла. «Как скажешь», — ответила она равнодушно.
А расставания всегда были как отрезание куска души. Он выходил за калитку, останавливался, оборачивался… Возвращался, чтобы поцеловать её в макушку. Снова пытался уйти. Снова возвращался.
Жалел, что встретил её так поздно. Радовался, что встретил вообще.
А она наливала чай в гранёный стакан, резала пирог и садилась напротив. Ничего особенного. В его жизни были безумные страсти, бессонные ночи. Но оказалось, что ему нужно вот это: тишина, разговоры до рассвета, изгиб её бедра под одеялом, сонная улыбка и её голос в трубке, пробивающийся сквозь сотни километров.
В тот день он не стал ждать выходных. Позвонил, как обычно, с дороги. Выключил телефон, увеличил громкость музыки… и не услышал удар.
Она так и не узнает, что он ехал к ней навсегда.
Он так и не узнает, что у его дочки — пронзительно-голубые глаза, как у неё.
