— Опять Игнатий храпит! — с досадой подумала Варвара. Отстранив руку мужа, на которой лежала, она отвернулась к стенке.
Взглянув на часы, отметила про себя — второй час ночи.
— Всё, больше не усну, а завтра на работу… — сердилась Варвара. — Опять начну клевать носом. Хорошо хоть смена вторая, можно поспать подольше, но всё равно… Не двадцать лет уже, когда до рассвета плясать можно, а утром — хоть бы что! И это не те давние свидания, когда, вернувшись под утро, не спишь, а перебираешь в памяти каждое слово, сказанное с Игнатием. Хотя помнишь потом только обрывки фраз да глупо улыбаешься в подушку… А его лицо — такое родное, будто в кино, кадр за кадром. Серые глаза, спокойные, без подвоха, ясные…
А Игнатий, не просыпаясь, только громко хрипнул и снова засопел.
— Что делать? — размышляла Варвара. — Может, днём договариваться спать в разных комнатах?
От нечего делать она принялась перебирать в уме старые обиды на мужа. Казалось, их накопилось столько, что хватит нагрузить целый товарный поезд, да ещё и прицепную телегу из ближайшего магазина.
Что двигало ею в этот час? Досада? Раздражение? Разочарование?
— Дети выросли, остались мы вдвоём. Вроде бы всё хорошо, но… что-то не так. Что именно? — эти мысли, словно тупое сверло, буравили голову, и теперь их оттуда не выкуришь.
В темноте Варвара разглядывала спящего супруга. Он мирно сопел, не ведая, что стал объектом пристального изучения, где каждый недостаток умножался на два, а то и на три. Хотя засевшие где-то в глубине школьные знания шептали, что на ноль делить нельзя. Но в чужом-то глазу и соломинку заметишь, правда?
— Совсем поседел Игнатий. И полный стал. Морщины, будто реки на карте, избороздили лоб, выдавая возраст, пережитые невзгоды. А ведь красавец был!
— Теперь не встречает меня с работы, как раньше. Не выходит в прихожую, не берёт пальто. Не целует, не спрашивает, как дела. А чай пьёт — так прихлёбывает, что аж зубы сводит! Грязные рубашки от меня прячет, а я, как уснёт, быстренько в стиралку их закидываю. Утром чистые подкладываю — а он недоволен: “Ещё не износил старые, а ты новые суёшь!”
— Обижал, конечно. И кризисы были. Ругались, мирились… А уж его родня! Всё считали, что я ему не пара. На свадьбе цветы ему вручали, а я так, для галочки стояла. Даже платья мои пересчитывали, упрекали, что транжирю деньги! Хотя я всю жизнь работала, а вещи брала самые дешёвые. Подруга по журнальным выкройкам мне шила. А Игнатий только отмахивался: “Не обращай внимания, это от зависти!”
— А самое больное… — сжалось сердце у Варвары. — Когда Лиза, дочка наша, тяжело заболела. Я с ней по всем больницам моталась, пока диагноз не поставили. На обследование в Москву нужно было ехать. Я ночей не спала, а он… молчал. Казалось, ему всё равно. А мне так хотелось, чтобы обнял, сказал: “Всё будет хорошо!” Но он не сказал.
Потом, когда худшее осталось позади, они обнялись и плакали вместе…
— А как ухаживал-то! Помню, как познакомились. Шла по улице, дождь лил, а я ревела. Домой не хотелось. Без зонта, промокла насквозь, платье к ногам липло. А горе у меня пустяковое было — экзамены в университете, сокурсницы скидывались на подарки преподавателям. Пять рублей с человека. У меня не было. Мать отказала: “Нечего подхалимничать!”
Стипендию я маме отдавала, а она мне рубль на три дня выдавала — больше не положено. Жила дома, зачем лишние деньги? Бабушка Люба пенсию только через неделю получит, отдала мне два рубля — всё, что смогла.
И вот иду, вся в слезах, думаю: где денег взять? А у меня в кармане — два тридцать пять. Тридцать пять копеек — это я в столовой не ела…
И вдруг над головой раскрылся зонт.
— Девушка, что поздно одна по темноте бредёте? — услышала мужской голос.
— Отстаньте! — буркнула я.
— Да я просто платок предложить хотел, — мягко сказал он. — Вытрите слёзы.
Достал из кармана большой клетчатый платок. Он до сих пор в комоде лежит. Пахло от него чем-то дорогим, мужским… Может, на этот запах я и клюнула?
— Как вы догадались, что я плачу? — потом спрашивала я. — Дождь же лил!
— Сердцем почувствовал, — ответил Игнатий. — Разве мог я оставить такую красавицу одну?
— Варвара, — нехотя представилась я.
— А я — Игнатий. Пойдёмте в кафе, согреетесь.
Там я ему всё и выложила. Обычно скрытная, а тут разоткровенничалась. Он выслушал, а потом дал мне пять рублей: “Возьмите. Не из-за денег же плакать!”
Через неделю я вернула ему деньги — он обиделся.
— Мужчина должен быть нужным, — сказал. — Это я вам благодарен, что позволили помочь.
Больше мы об этом не говорили.
За окном занимался рассвет. Варвара лежала без сна, вспоминая их долгую жизнь. Всё было — и хорошее, и плохое. Но чтобы он бросил её одну с проблемами — такого не было. Молча, без жалоб, он тащил на себе и свои заботы, и её.
Хоронили родных вместе. Плакали, прижавшись друг к другу, как птенцы.
А теперь дети выросли, разлетелись. И Варвара ночами думает — как они там, без неё?
— Да что я себя накручиваю? — вдруг осенило её. — Сама-то вся в морщинах, килограммах лишних… На что жалуемся? Храпит? Так можно и попросить перевернуться…
Игнатий во сне обнял её, притянул к себе, поцеловал в макушку. И на душе сразу полегчало.
Ведь главное — чтобы тебя любили. Чтобы твои проблемы — даже надуманные — кто-то нёс на своих плечах. Чтобы взрослую женщину называли “моя девочка” и утирали слёзы тем самым клетчатым платком…
Варвара проснулась в десять утра.
— Уже встала, соня? — Игнатий поцеловал её. — Ты меня сегодня в шесть разбудила —Варвара улыбнулась, осознав, что самое дорогое в жизни — это не идеальные моменты, а те, что наполнены простым теплом и памятью, как тот самый старый платок в комоде.
