— Мам, с меня хватит, — Светлана стояла у окна, вглядываясь в хмурый питерский рассвет, где серые облака цеплялись за шпили Петропавловки.
— Что за вздор? Двадцать лет терпела, а теперь вдруг невмоготу? — Галина Степановна сжала кулаки, её голос дрожал от ярости. — В маразм впала? О чём ты вообще?
Светлана криво усмехнулась. О чём? О ночах, когда слушала, как ключ скрипит в замке после его “командировок”. О том, как он презрительно ковырял вилкой в её котлетах, будто она подавала объедки. О его шутках в кругу друзей: “Ну что, моя старушенция, когда уже на пенсию собралась?”
— Я хочу пожить для себя, — выдохнула она.
— Для себя? — мать фыркнула. — А я? На мою пенсию — только хлеб с макаронами! Алексей нас содержит, между прочим!
В горле встал ком. Вечный счёт: долги, жертвы, чувство вины — кандалы, которые она тащила через всю жизнь.
— Я устроилась на работу. Бухгалтером в контору на Васильевском.
— Что?! — Галина Степановна схватилась за сердце. — Так вот зачем ты на эти курсы полгода бегала? Втихаря готовилась?!
— Я не должна…
— Должна! — мать ударила кулаком по столу. — Я тебя растила, здоровье испортила! А ты теперь семью гробить собралась?! Из-за чего? Из-за дури бабьей?
В прихожей громыхнула дверь — вернулся Алексей. Его тяжёлые шаги гулко разнеслись по квартире.
— О чём спор, мои прекрасные? — голос его лился, как сироп, всегда на людях. — Галина Степановна, вы так орёте, что домовой убежит.
— Твоя жена рехнулась! — мать тут же переключилась на него. — Уволилась, разводиться собралась!
Алексей медленно повернулся к Светлане. В глазах — холодная змеиная усмешка.
— Ну ка-ак, — протянул он. — И давно ты эту ахинею задумала, солнышко?
По спине побежали мурашки. Этот тон она знала — сладкий, как отрава.
— Не задумала. Решила, — её голос не дрогнул.
— Решила, значит! — мать заломила руки. — Алексей, ну скажи же ей! Климакс у неё, голова не варит!
— Мама! — Светлана резко обернулась. — Хватит! Мне пятьдесят три, я не психуха. Я просто устала…
— От чего устала, золотце? — Алексей шагнул ближе, улыбка не дошла до глаз. — Квартира плохая? Бриллианты мелкие? Мерседес старый?
— Прекрати, — она отступила к подоконнику. — Ты прекрасно знаешь, в чём дело.
— Да в чём, в чём? В этой твоей молоденькой секретарше? — встряла Галина Степановна. — Подумаешь! У всех мужиков бабы на стороне! Терпи, как все нормальные!
В груди что-то оборвалось. “Терпи”. Сколько раз она это слышала? Терпи пьяные оргии, терпи оскорбления, терпи, потому что “мать на шее”, потому что “стыдно перед людьми”.
— Знаешь что, дорогая, — Алексей развалился в кресле, — скажу прямо. Одна ты сдохнешь. Кому ты в пятьдесят три сдалась?
— Сдохну? — Светлана рассмеялась так, что мать вздрогнула. — Да, Лёша. Именно этому ты меня учил. Что я — никто, что спасение только в твоих деньгах.
— Дочка, — мать потянулась к ней, — ты всё драматизируешь…
— Нет, мама, — она отвела её руку. — Впервые за тридцать лет я вижу всё чётко. Я ухожу.
— Куда? — Алексей вскочил, сбросив маску. — Кто тебе квартиру даст? Кто мать твою лечить будет?
— Ага, — Светлана ощутила странное спокойствие. — Наконец-то правда. Даже маме не соврал.
— Светка, родная, — Галина Степановна схватилась за сердце, — ты же не бросишь меня?
— Я сняла комнату. В Купчино.
— Что?! — они крикнули в унисон.
— Да, ужас, правда? Двенадцать метров, зато мои.
Алексей захохотал:
— И на что ты её содержать будешь? На копейки бухгалтерши?
— Я не копейки получаю, — тихо сказала она. — Я — главный бухгалтер.
— Предательница! — мать закатила истерику. — Я тебя рожала, чтобы ты по чужим углам шлялась? Что люди скажут?!
— Люди… — Светлана покачала головой. — Всю жизнь ты боялась их мнения. А моё — никогда.
Она направилась в спальню, вынесла собранный рюкзак. Алексей перекрыл выход:
— Стоять! Никуда ты не пойдёшь!
— Отойди, — её голос стал ледяным. — Я подала на развод. И если хочешь скандала — у меня записи твоих махинаций. Твоим партнёрам понравится?
Он побелел.
— Блефуешь…
— Проверь. Двадцать восемь лет копила. Думал, я дура? Нет, дорогой. Я ждала, пока дети институт закончат.
— Дети! — встрепенулась мать. — Вот именно! Что они скажут?
— Они знают, — Светлана улыбнулась. — Анютка вчера звонила. Сказала: “Мама, я тобой горжусь”.
Тишина. Галина Степановна опустилась на стул. Алексей судорожно сжимал кулаки.
— Всё продумала? — прошипел он. — Но знай — обратно не возьму. И матери не помогу.
— Не надо, — она закинула рюкзак на плечо. — Разберусь.
— Разберётся! — мать вскочила. — А мои лекарства? Коммуналка? У меня пенсия — гроши!
— Мам, я сказала — помогу.
— А если не сможешь? — голос Галины Степановны сорвался. — В твои годы работу потерять — погибель!
— Хватит! — Светлана впервые закричала. — Я не развалина! Я живая! И имею право на счастье!
— Какое счастье? — Алексей фыркнул. — Кому ты нужна, ста…
— Молчи! — она перебила его. — Больше ты меня не унизишь. Никогда.
На пороге обернулась к матери:
— Мам, я люблю тебя. Но жить ради всех — больше не могу.
— Стой! — Галина Степановна бросилась за ней. — Я… я тебя прокляну!
Светлана заОни встретились у того же окна через год — Светлана, крепко стоявшая на ногах, и Галина Степановна, наконец осмелившаяся сказать: «Прости, дочка, я была не права».
