— Мам, я больше не могу, — Татьяна стояла у окна, глядя на хмурое небо за стеклом, похожее на старое ватное одеяло.
— Как это не можешь? — Галина Степановна всплеснула руками. — Тридцать лет терпела, а теперь вдруг не можешь? Ты в своем уме? О чем вообще думаешь?
Татьяна горько усмехнулась. О чем она думала? О ночах, когда ждала мужа с его «деловыми ужинами». О том, как он презрительно ковырял вилкой в тарелке, будто она отравила его ужин. О том, как называл её «выжившей из ума» при друзьях и смеялся — мол, надо уметь шутить над собой.
— Я хочу пожить для себя, — тихо сказала она.
— Для себя? — мать фыркнула. — А обо мне подумала? На что я буду жить? Моя пенсия — это слезы! Анатолий нас содержит, между прочим!
Ком подкатил к горлу. Всегда так — стоит заикнуться о своих желаниях, как сразу долг, вина, обязанности. Будто кандалы, которые она тащит всю жизнь.
— Я устроилась на работу, мам. Бухгалтером в контору.
— Что?! — Галина Степановна схватилась за грудь. — Так вот куда ты бегала по вечерам? Решила за моей спиной?
— Я не должна…
— Должна! — мать взвизгнула. — Я тебя растила, здоровье потратила! А теперь ты хочешь всё развалить? Из-за чего?
В прихожей хлопнула дверь — вернулся Анатолий. Его тяжёлые шаги отдавались в висках как приговор. Татьяна сжала кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони.
— О чём перепалка, девочки? — его голос вдруг стал медовым, будто для соседей. — Галина Степановна, вы так орёте, что бабки на лавочке услышат.
— Твоя жена сбрендила! — мать тут же переключилась на зятя. — Говорит, работу нашла, разводиться собралась!
Анатолий медленно повернулся к жене. В глазах — холодное, змеиное.
— Серьёзно? — протянул он. — И давно ты это задумала, любимая?
Татьяна почувствовала, как по спине побежали мурашки. Этот тон она знала — сладкий, как перед бурей.
— Не задумала, Толя. Решила, — её голос вдруг стал твёрдым.
— Решила! — мать заломила руки. — Анатолий, ну скажи ей что-нибудь! Климакс, что ли, на неё нашёл!
— Мама! — Татьяна резко повернулась. — Хватит! Мне пятьдесят пять, я не истеричка. Я просто больше не хочу…
— Чего же ты не хочешь, дорогая? — Анатолий шагнул ближе, улыбаясь беззубо. — Квартира плохая? Машина не та? Бриллиантов мало?
— Хватит, — Татьяна отступила к окну. — Ты прекрасно знаешь, в чём дело.
— Ах, в той молоденькой бухгалтерше, которую ты застукала? — встряла Галина Степановна. — Фигня! У всех мужиков есть зазнобы. Терпи, как нормальные женщины!
Татьяну будто ударило. «Терпи». Сколько раз она слышала это? Терпи, когда унижает. Терпи, когда изменяет. Терпи, потому что «так надо», потому что «о маме подумай».
— Знаешь что, любимая, — Анатолий развалился в кресле, — давай честно. Ты же понимаешь, что одна пропадёшь? Кому ты в твои годы нужна?
— Не нужна? — Татьяна вдруг рассмеялась, и от этого смеха мать вздрогнула. — Да, Толя.
Именно это ты мне годами внушал. Что я никому не нужна. Что я даром хлеб ем. Что должна быть благодарна, что ты на меня вообще смотришь.
— Дочка, — мать потянулась к её руке, — ты всё преувеличиваешь…
— Нет, мама, — Татьяна мягко отстранилась. — Я впервые за много лет всё вижу ясно. И я ухожу.
— Куда ты уйдёшь? — прошипел Анатолий, скинув маску. — Ты забыла, на кого квартира записана? Кто платит за твою мамашу?
— Ага, — Татьяна почувствовала странное спокойствие. — Наконец-то показал своё настоящее лицо. Даже при маме не сдержался.
— Танюша, — Галина Степановна схватилась за сердце, — ты же меня не бросишь? Куда ты пойдёшь?
— Я сняла квартиру. Неделю назад.
— Что?! — хором ахнули муж и мать.
— Да, вот так. Маленькая, в Черемушках. Зато моя.
Анатолий расхохотался:
— И на какие деньги ты её будешь снимать? На зарплату бухгалтерши-пенсионерки?
— Я не пенсионерка, — тихо сказала Татьяна. — Я прошла курсы. И меня взяли на хорошую ставку.
— Предательница! — вдруг завизжала мать. — Я тебя растила не для того, чтобы ты по съёмным квартирам мыкалась! Что люди скажут?
— Люди, люди… — Татьяна покачала головой. — Всю жизнь ты думала, что скажут люди. А что скажу я — тебя не волновало.
Она пошла в спальню, достала заранее собранный чемодан. Анатолий преградил ей дорогу:
— Стоять! Ты никуда не пойдёшь!
— Отойди, — голос Татьяны стал стальным. — Я подаю на развод. И если попробуешь мне угрожать — у меня есть записи твоих звонков и фото со «встреч». Как думаешь, твоим партнёрам понравится скандал?
Анатолий побледнел.
— Ты… ты блефуешь.
— Проверь, — Татьяна улыбнулась. — Тридцать лет я молчала. Копила доказательства. Думал, я дура? Нет, дорогой. Я просто ждала, когда дети вырастут.
— Дети! — встрепенулась Галина Степановна. — Вот именно! Что они скажут? Опозоришь семью!
— Они знают, мама. Я говорила с Ольгой на прошлой неделе. Знаешь, что она сказала? «Мама, я давно ждала, когда ты наконец решишься».
Воцарилась тишина. Галина Степановна опустилась в кресло, беззвучно шевеля губами. Анатолий сжимал кулаки.
— Всё продумала? — процедил он сквозь зубы. — Только учти — если уйдёшь, назад не возьму. И мамаше твоей копейки не дам.
— Не надо, — Татьяна защёлкнула чемодан. — Я справлюсь сама.
— Справится! — мать вскочила. — А лекарства мне кто покупать— Мам, — Татьяна обернулась и улыбнулась, — я наконец-то научилась дышать.
