Григорий смутился, узнав, что девушка моложе его на двенадцать лет. Ему тридцать, ей — восемнадцать. Да, она совершеннолетняя, можно хотя бы смотреть в её сторону, но разница в возрасте не давала покоя. К тому же она студентка, пришедшая к нему учиться. С любой точки зрения — неловко, неэтично, неприлично.
Что он мог предложить ей, этой девушке, так внезапно ворвавшейся в его жизнь? Он должен преподавать ей дисциплины, читать лекции о горных разработках! Проверять конспекты, принимать зачёты, а не думать о её чудесных медных волосах и глубоких, словно малахит, глазах.
А мистика была в том, что он видел Алевтину ещё до того, как она стала студенткой техникума, где он уже пять лет преподавал. Это случилось за два месяца до её поступления. Григорий, глядя из окна троллейбуса на толпу, заметил хрупкую девушку, щурящуюся от солнца. Его будто током ударило: «Вот бы мне такую встретить!»
Была весна 1957 года, время надежд и перемен. Страна жила ожиданием светлого будущего. Научный прогресс стремительно развивался, люди мечтали о космосе, глубинах океана, неизведанных землях. А сердце Григория в тот момент рванулось к незнакомке на остановке. Вдруг он забыл, что он преподаватель, профессор, специалист — сейчас он был просто мужчиной, мечтающим о счастье.
«Вот бы мне такую!» — часто думал потом Григорий, но тут же прогонял эти мысли и ругал себя за глупую влюблённость в мираж.
***
Но «счастье» само его нашло. Да ещё оказалось упрямым, смышлёным, зубастым — в том смысле, что ей всё было по плечу. Представьте, пришла учиться в «мужской» техникум, да ещё на сложную специальность! Григорий потерял покой, когда та самая незнакомка попала в его группу, а потом и обрела имя. Алевтина. Восемнадцать лет за плечами и море энтузиазма. Будто наконец-то дорвалась до учёбы. И пусть для неё он был строгим преподавателем Григорием Павловичем, зато теперь она всегда была рядом. Живая, настоящая, а не призрачный образ.
Григорий не смел злоупотреблять положением, чтобы сблизиться с Алевтиной. Наоборот, начал приглядываться, чтобы перестать видеть в ней лишь симпатичную студентку. Ему хотелось понять, какая она на самом деле. Поэтому наблюдал за ней в естественной среде: на лекциях, в общении с однокурсниками. Личных контактов почти не было — молодой преподаватель был связан профессиональной дистанцией. Ни в кино её пригласить не мог, ни в парк, ни в музей. Только учить.
Правда, как куратор, он мог организовывать мероприятия… для всей группы сразу. Когда его осенила эта мысль, он едва не побежал за билетами среди ночи! С трудом заснул, а утром купил двадцать пять билетов — на всех. Руководство техникума никогда не выделяло деньги на развлечения, поэтому Григорий Павлович платил из своего кармана. Так и стал водить группу по выставкам, концертам, театрам. Желание порадовать Алевтину маскировалось под общие культурные мероприятия. Кстати, это сплотило студентов — они души не чаяли в своём кураторе. Пожалуй, только с Алевтиной он был осторожнее остальных.
Однажды у них уже был неловкий разговор, и он не знал, как теперь к ней подступиться.
* * *
Дело было так. Как-то Алевтина и её подруга Катя дежурили в аудитории. Ничего сложного: протереть пыль, разложить пособия по полкам. Но Катя спешила, и Алевтина отпустила её одна. Ей нравилось оставаться в техникуме после занятий, и теперь она спокойно наводила порядок, расставляла стулья, поправляла парты.
А ещё пела. Ну а что? Петь не запрещено. Она пела и даже не догадывалась, как похожа на героиню сказки.
Конечно, никакие звери-помощники к ней не прибежали. Зато Григорий Павлович, проходивший мимо, остановился как вкопанный. Этот голос — звонкий, чистый, будто усыпанный звёздами — казался ему знакомым. «Неужели такое возможно? Да это же почти оперный уровень! Может, она поёт в хоре?» — подумал он и неловко распахнул дверь.
Пение оборвалось. Малахитовые глаза уставились на него в ужасе. Алевтина смутилась и сделала вид, что ничего не было. Схватила учебник, села за парту, открыла наугад страницу и уткнулась в текст. Григорий Павлович тоже растерялся и притворился, будто что-то ищет в преподавательском столе. А там, как на зло, ничего не было. Он огляделся, пытаясь найти хоть что-то на полках.
— А, вот же методичка! — воскликнул он, хватая первую попавшуюся брошюру.
Кажется, спектакль удался. Он уставился в страницы, отчаянно придумывая повод заговорить. Но мысли разбежались, в голове — пустота. Алевтина сидела тише воды, ниже травы, делая вид, что читает, хотя на самом деле лишь надеялась, что Григорий Павлович не спросит о пении. Может, он и не слышал?
— Алевтина, вы, наверное, устали! — вырвалось у него. — Почему не идёте домой?
— Скоро… пойду, — пробормотала она.
— Алевтина, скажите… почему выбрали горный техникум? Необычный выбор для девушки, не находите? — вдруг спросил он.
— А больше у нас в городе ничего и нет, — удивилась она.
— Как нет? Вот же… кулинарное училище… — Григорий тут же понял, что ляпнул глупость, но слова уже сорвались.
— Кулинарное?! — чуть не вспыхнула Алевтина, но тут же сдержалась. — То есть… другого нормального училища у нас нет.
— Кулинария вас не привлекает?
— Нет, — она опустила глаза в учебник, нахмурилась. — Готовить я и так умею.
— Похвально. А может, музыкальное училище вам больше по душе? — попытался исправиться Григорий. — Я слышал… вы прекрасно поёте.
— Меня туда не взяли, — тихо ответила она, и лицо её потемнело.
— Не взяли? Как так? Да этого не может быть! Или в приёмной комиссии глухие сидели?
— Извините, мне пора, — вдруг резко сказала Алевтина, захлопнула книгу и выбежала.
— До свидания… — только и успел крикнуть ей вслед Григорий.
Он, кажется, её расстроил, но не понял, чем. Может, слишком личными вопросами? Или она догадалась, что его интерес не только преподавательский? А может, и вовсе мужской… Это могло её напугать. Какой же он дурак! Теперь нужно быть ещёНо спустя годы, когда их дочь пела ту самую песню из далёкого студенческого концерта, Григорий и Алевтина переглядывались и без слов понимали, что разница в возрасте — всего лишь цифры, а любовь — это навсегда.
