Яркий солнечный луч проскользнул сквозь занавески, осветив напряжённые лица за обеденным столом, но даже он не смог разогнать ледяную атмосферу в просторной гостиной.
— Мы с Алёной хотим пожить здесь пару лет, — Дмитрий говорит твёрдо, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Это поможет нам накопить на свою квартиру.
Алёна, сидя рядом, нервно перебирала край скатерти. Напротив них Людмила Ивановна, мать Дмитрия, замерла с ножом в руке, словно собиралась разрубить не хлеб, а саму мысль о таком соседстве. Александр Викторович, отец, молча пил чай, избегая взглядов.
— Пожить здесь? — Людмила Ивановна медленно опустила нож. — С этой… твоей женой?
— Да, мама, с моей женой, — Дмитрий подчеркнул последнее слово. — Надоело снимать чужие углы. Это временно, пока не соберём на ипотеку.
— Место у нас есть, — неожиданно вступился Александр Викторович, отодвигая чашку. — Две комнаты пустуют. Почему бы не помочь детям?
Людмила Ивановна бросила на мужа взгляд, полный укора:
— А меня кто-то спросил? Я должна терпеть чужую в своём доме?
— Алёна не чужая, — Дмитрий почувствовал, как внутри закипает злость. — Она моя семья.
— Семья! — фыркнула мать. — Это увлечение, Дима. Я её насквозь вижу. Думаешь, она тебя любит? Ей нужна наша квартира, твои деньги, твоя доля!
Дмитрий сжал кулаки. Этот разговор повторялся не в первый раз. С той самой минуты, как он познакомил их, мать возненавидела Алёну — без объяснений, без повода. Возможно, дело было в том, что Алёна разрушила привычный порядок, где Дмитрий всегда оставался под материнской опекой.
— Мама, — он сделал усилие, чтобы говорить спокойно, — треть этой квартиры по бабушкиному завещанию — моя. Я имею право здесь жить.
Людмила Ивановна побледнела:
— Ты мне угрожаешь? Своей матери? Это она тебя научила, да? Шантажировать родных!
— Хватит, Люда, — повысил голос Александр Викторович. — Дима прав. Это и его дом тоже.
— Тогда пусть живёт в своей трети! — Людмила Ивановна вскочила. — В кладовке! Или на балконе!
Дмитрий медленно поднялся, его терпение лопнуло:
— Ладно. Если по-хорошему не получается, продам свою долю. И поверь, найду таких соседей, что ты пожалеешь. Представляешь, как весело будет жить с кабацкими завсегдатаями или заводчиками тараканов?
— Ты не посмеешь, — прошипела Людмила Ивановна.
— У тебя неделя, — Дмитрий направился к двери. — Потом звоню риелтору.
В прихожей он замер, пытаясь унять дрожь. Никогда раньше он не бросал матери вызов. Но ради Алёны, ради их будущего, он был готов на всё.
Вернувшись в съёмную квартиру, Дмитрий увидел тревогу в глазах жены.
— Как прошло? — спросила она, уже понимая ответ по его лицу.
— Как всегда, — он устало опустился на диван. — Отец за нас, мать против. Но я дал понять: либо мы живём у них, либо продаю свою долю.
Алёна нахмурилась:
— Может, не стоит? Мы как-нибудь…
— Нет, — отрезал он. — Я не отступлю. Она должна принять тебя.
Неделя прошла в молчании. На восьмой день Дмитрий позвонил риелтору:
— Продаю треть квартиры. Быстро и дёшево.
Через три дня в родительский дом явились первые «покупатели» — двое крепких парней с наколками и резким запахом перегара. Александр Викторович встретил их с улыбкой:
— Заходите, смотрите! Доля в хорошей квартире, центр Москвы!
— А где наша треть? — хрипло спросил один, оглядывая гостиную. — Спать где? В туалете?
— Это юридические тонкости, — подмигнул Александр Викторович. — Формально вся квартира в общей доле.
Людмила Ивановна, услышав шум, вышла из спальни:
— Это ещё кто? — голос её дрожал.
— Покупатели, дорогая, — спокойно ответил муж. — Интересуются долей Димы.
— Вон! — закричала она. — Никто не будет жить в моём доме!
На следующий день пришли другие — пара с эксцентричным видом, рассказывающая о своей коллекции гигантских пауков. Людмила Ивановна побледнела, услышав про «безобидных, но больших». Третий визит добил её: мужчина, говоривший о ночных медитациях с бубном.
На четвёртый день Людмила Ивановна сдалась и позвонила сыну:
— Ты правда хочешь заселить сюда этих чокнутых?
— Я предупреждал, — холодно ответил Дмитрий. — Шанс был.
— Ладно, — сквозь зубы прошептала она. — Пусть приезжает твоя Алёна. Но у меня будут условия!
Вечером Дмитрий приехал один обсудить правила. Алёну он оставил дома — не хотел, чтобы она снова слышала унижения.
— Назови свои условия, — сказал он, глядя матери в глаза.
— Никаких её вещей в гостиной или на кухне, — начала Людмила Ивановна. — Готовит — убирает. И никаких гостей!
— А теперь мои, — Дмитрий скрестил руки. — Мы занимаем спальню и кабинет. Пользуемся квартирой наравне с вами. И главное — ты перестаёшь её оскорблять. Одно слово — и я продаю долю. Без разговоров.
Людмила Ивановна стиснула зубы, но кивнула:
— Хорошо. Но это ненадолго.
Переезд состоялся через неделю. Алёна и Дмитрий взяли лишь самое необходимое. Александр Викторович помог внести коробки:
— Вот ваша комната. Устраивайтесь.
— Спасибо, папа, — Дмитрий обнял отца.
Людмила Ивановна стояла в стороне, скрестив руки. Алёна попыталась заговорить:
— Здравствуйте, Людмила Ивановна. Спасибо, что приняли нас.
— Не за что, — резко ответила та и ушла.
С первых дней началась тихая война. Людмила Ивановна избегала прямых разговоров с Алёной, передавая всё через Дмитрия или мужа. Прятала посуду, включала пылесос рано утром, проверяла, убрано ли после готовки.
Алёна старалась не реагировать. Убирала, стирала,Но однажды, когда Людмила Ивановна случайно увидела, как Алёна тихо плачет на кухне, в её сердце что-то дрогнуло, и она, вздохнув, неловко протянула ей чашку горячего чая.