В один хмурый осенний вечер, когда дождь стучал по подоконнику, я вдруг осознала – у меня в животе поселился сынок.
Что это именно сын, а не, скажем, глист – почувствовала сразу. И с тех пор принялась растить его с полной ответственностью. Кормила витаминами, пичкала кальцием и героически глотала рыбий жир. Но сын мои старания не ценил – через пять месяцев раздул мой живот до размеров пляжного мяча, да ещё и постоянно толкался и икал.
Я с гордостью носила этот живот перед собой, принимала поздравления и мандарины. Ела их прямо с кожурой, томно улыбаясь. По вечерам мы с сыном слушали Вивальди – икали в такт под «Времена года».
А потом началось…
На шестом месяце я вдруг поймала себя на том, что облизываю камень из аквариума, покрытый водорослями. Я не хотела! Это сын командовал.
На седьмом – килограммами ела сырую гречку. Сын явно надо мной издевался.
На восьмом – влезала только в бабушкин халат и клетчатый комбинезон, из-за которого была похожа на жену Карлсона. Сын вырос – выбора не оставил.
К девятому месяцу я уже не видела собственных ног. Время суток определяла по тому, как часто сын икал. Ела водоросли, сырую гречку, мандарины с кожурой, активированный уголь, сухую глину из пакетиков для масок, жевала сигаретные фильтры и банановую кожуру.
Не стриглась – потому что баба Таня с первого этажа нашептала, что стрижкой укорачиваю сыну жизнь.
Не поднимала руки, чтоб он пуповиной не обмотался.
Не давала никому пить из своей кружки.
Упорно пихала в себя свечи с папаверином (правда, не всегда туда, куда надо).
Чесала живот до крови и боялась, что он сейчас лопнет.
Купила гору вещей: коляску, кроватку, двадцать две пачки памперсов, ванночку, подставку для ванночки, зелёнку, вату, бутылочки, соски, пелёнки, одеяла, матрасы, велосипед (на вырост), чепчики, костюмчики, газоотводную трубочку, соплеотсос и даже жёлтый горшок.
Я возила этот горшок в коляске по квартире, стирала и гладила пелёнки, а моя мама втихую звонила психиатру.
Сын должен был родиться между 12 июля и 3 августа.
12-го я собрала два пакета: в одном – тапки, шампунь, зубная щётка, носки, жетоны для таксофона. Во втором – пелёнки, памперс, распашонка, голубой чепчик, конверт с заячьими ушками и соска-слоник.
13-го я перетащила пакеты к кровати.
14-го купила ещё одну коляску – и переложила туда горшок.
15-го муж сбежал в другую комнату.
16-го я переела рыбьего жира и на два дня застряла в туалете.
19-го утром мне захотелось плакать. Я села в кресло под торшером, достала «Тетрис» и, всхлипывая, проигрывала уровень за уровнем.
Через час меня нашёл отец. Посмотрел, подёргал бороду и молча ушёл.
Ещё через час приехала «Скорая».
Я вцепилась в мужа и заревела. Он посинел и промахнулся мимо стула.
Сын решил рождаться.
В роддоме меня взвесили, осмотрели со всех сторон и сказали: «К полуночи будет».
Было семь вечера.
В лифте я снова расплакалась.
Пожилая санитарка торжественно пообещала не спать и лично отвезти нас с сыном в палату.
Меня оставили одну. Скучно.
Сын внутри молчал.
Врачи зашли, пощупали живот, посмотрели карту:
— Схватки?
— Слабые.
— Воды отошли?
— Нет.
— Шейка?
— На пять см.
— Так почему не рожает?!
Все уставились на меня.
Я икнула. Мне стало стыдно.
А потом – хлюп! Тёплая лужа подо мной.
— Рожаю!!!
Пришла акушерка, сменила простынь, села рядом:
— Боишься?
У неё-то вода не течёт…
— Боюсь.
И тут же меня затрясло, как в лихорадке.
— Завтра уже побежишь, колбасой по коридору.
Я открыла рот – и вдруг волна боли прошла от спины до колен.
Сын твёрдо решил: до полуночи!
Три часа спустя я лежала в поту, кусала руки, а кто-то отодвигал волосы с моего лица.
— Голова идёт!
— Что?! Где?!
Руки сами потянулись вниз, но мне их схватили:
— Куда лезешь? Инфекцию занесёшь!
— Волосы какого цвета?!
— Тёмные. Плохо видно.
— А глаза?!
— Угу. Видны.
Пришла врач. Посмотрела на часы.
— Вставай. Только не садись ему на голову.
Я залезла на кресло.
— Держись за рычаги! Подбородок к груди! Тужься!
Трещит позвоночник. Пот заливает глаза.
— Стоп! Не тужься! Голова вышла – теперь тельце само выйдет.
Как будто я могу это контролировать!
Хлюп.
Тихий звук, будто сырую печёнку уронили.
А затем – пустота. И на живот мне кладут что-то тёплое, мокрое, живое. Оно ползёт!
СЫН.
Это МОЙ СЫН.
Крошечное сердечко стучит под ладонью.
— Потужись ещё раз.
Через минуту – детский крик.
Врач наклоняется:
— Ну, мамочка, посмотри, кто тут?
Я улыбаюсь до боли в губах.
— Сынулька…
В палате смеются.
Сына кладут мне на грудь. Он ползёт к соску и тонко плачет.
Прижимаю его, целую в макушку, шепчу:
— Мой… Только мой…
Самый красивый. Мой Андрюшка.
Откуда имя? Мы хотели Никиту… Но он же не Никита!
Это – самый настоящий Андрюша.
Я ждала тебя, малыш. Дома тебя ждут кроватка, горшок, игрушки. Там папа, бабушка и дедушка. Тёплое одеялко и ночник-колобок.
Тебе понравится.
На часах – ровно полночь.
Меня везут к телефону.
— Папа… У нас уже полчаса как есть сын. Он красивый. Его зовут Андрюша.
Мы ошиблись, пап. Это не Никита.
Это – наш сын.