Татьяна Ивановна задержалась у дверей подъезда, переводя дух. Тяжёлые сумки оттягивали руки, а подъём на пятый этаж без лифта с каждым годом давался всё труднее. Семьдесят три года — возраст серьёзный, хотя она в этом никогда не признавалась.
— Тётя Таня! — раздался снизу молодой голос. — Подождите, я вам помогу!
Она обернулась и увидела соседа с третьего — Дмитрия, кажется. Молодой парень, работает IT-специалистом, всегда в наушниках, но вежливый.
— Не надо, сама справлюсь, — отрезала она, плотнее прижимая сумки.
— Да ладно, мне же по пути!
Дмитрий потянулся за пакетами, но Татьяна Ивановна резко отстранилась.
— Говорю же — не нужно! Не хромоногая ещё!
Парень замер в неловкости.
— Ну… как скажете.
Он быстро поднялся и скрылся за поворотом лестницы. Татьяна Ивановна проводила его взглядом. Ну конечно, сейчас побежит рассказывать всем, какая дряхлая старуха живёт на пятом!
Она шла медленно, останавливаясь на каждой площадке. Сумки и правда были тяжёлые — закупилась на неделю, чтоб лишний раз не таскаться. Но признаться в этом? Ни за что.
Наконец добралась до двери. Ключи, конечно, на дне сумки. Пока копала, один пакет выскользнул — яблоки покатились по полу.
— Чёрт возьми… — сквозь зубы выругалась Татьяна Ивановна.
Дверь напротив приоткрылась.
— Татьяна Ивановна? Всё в порядке? — выглянула соседка Галина Степановна.
— Всё нормально, — буркнула она, подбирая фрукты. — Пакет порвался.
— Давайте я помогу! — та поспешила в тапочках на площадку. — Зачем одной тащить? Могли позвать!
— Не нужна мне ваша помощь, — резко выпрямилась Татьяна Ивановна. — Сама справлюсь.
— Да что вы такая гордая? — всплеснула руками соседка. — Мы же живём рядом, надо помогать!
— Я сказала — не надо! — почти крикнула Татьяна Ивановна и, хлопнув дверью, оставила Галину Степановну в недоумении.
В квартире было тихо. Она поставила сумки на кухню, опустилась на стул. Руки дрожали от усталости.
Что им всем от неё нужно? Жила же одна столько лет — справлялась. А теперь все лезут, будто она уже ни на что не годна.
Разбирала покупки: хлеб, молоко, сыр, крупы. На мясо не хватило — пенсия маленькая. Но главное — никто не скажет, что она сама не может о себе позаботиться.
Завибрировал телефон. На экране — дочь, Наталья, звонит из Питера.
— Алло, мам, как ты?
— Всё хорошо, — ответила Татьяна Ивановна, натянуто бодро.
— Слушай, может, найти тебе помощницу? У нас тут знакомая есть, будет убираться, за продуктами ходить…
— Что, я уже инвалид? — нахмурилась она.
— Мам, ну просто чтобы тебе легче было!
— Не надо! Всё сама!
— Но тебе же уже семьдесят три…
— И что?! — голос дрогнул. — На кладбище, значит, пора?
— Мам, о чём ты?! Я просто хочу помочь!
— Не нужна мне ваша помощь! Надоело! Как будто я уже ни на что не способна!
— Ты себя плохо чувствуешь? Голос какой-то злой…
— Нормальный голос! Просто устала от вашей опеки!
Она бросила трубку. Сердце билось часто, в висках стучало. Прошла в зал, опустилась в кресло.
На стенах — старые фото: с покойным мужем, с маленькой Наташей, семейные праздники. Когда-то смотрела на них с теплом, а теперь — только горечь.
Телефон зазвонил снова. Она проигнорировала. Пусть звонят.
Но звонки не прекращались.
— Ну сколько можно?! — сорвалась она наконец.
— Мам, ты меня напугала! — встревоженный голос дочери. — Я уже хотела в полицию звонить!
— Живая я. Просто не хотела говорить.
— Слушай, может, переедешь к нам? У нас место есть после того, как Ваня съехал. С внуками будешь, не одна…
В горле встал ком.
— Мне здесь хорошо. Я здесь сорок лет живу.
— Но ты же совсем одна! А если что?
— Что “если”? Я ещё не развалилась!
— Мам, ну почему ты так? Я же за тебя переживаю!
— Не надо переживать! Жила без вашей заботы — и дальше проживу!
Она не просто положила трубку — выдернула шнур из розетки.
Тишина. За окном — дети играют, мамы с колясками. Жизнь идёт.
А она сидит одна и злится на всех.
Почему все решили, что она беспомощная? Да, стала медленнее. Да, устаёт быстрее. Но разве это повод?
Вспомнила, как Галина Степановна предлагала вместе готовить: “Экономнее и веселее!” Отказалась тогда — боялась быть должной.
Или вот Дмитрий — всё пытается сумки донести. Издевается? Или правда помочь хочет?
Нет, не могут все быть такими добрыми. Наверняка что-то за этим стоит.
Вечером открыла молоко — прокисло. Видимо, пока тащилась, испортилось. Придётся идти снова.
На улице темно. Не любила выходить поздно, но деваться некуда.
Очередь в магазине. Впереди — девушка с плачущим ребёнком. Люди ворчат.
— Дайте я подержу, — вдруг сказала Татьяна Ивановна.
Девушка удивилась, но передала малыша. Он замолчал, уставился на неё круглыми глазами.
— Спасибо! У вас есть внуки?
— Есть, — коротко ответила Татьяна Ивановна.
— Видно, что с детьми умеете обращаться.
Домой шла легче. Как давно она не держала детей… Внуков видит редко — Наташа привозит только летом.
На третьем этаже услышала разговор:
— Она гордая очень, — говорила Галина Степановна. — Предложишь помощь — обижается. А ведь тяжело одной.
— У меня бабушка такая же была, — отвечал Дмитрий. — Пока не упала, ногу сломала…
Татьяна Ивановна замерла. Они говорили о ней. И не смеялись — в голосах было сочувствие.
Дома подошла к зеркалу. Усталое лицо, сжатые губы. Когда она стала такой злой?
Раньше была другой. Работала в школе, любила детей, гостей принимала, пироги пекла. Потом муж умер, дочь уехала, пенсия… И постепенно закрылась, озлобилась.
БНа следующий день Татьяна Ивановна разыскала Галину Степановну и тихо сказала: «Давай попробуем варить борщ вместе».