Вера Игоревна стояла у окна, наблюдая, как дворник сгребает последние жёлтые листья в подмосковном дворе. Октябрь выдался дождливым, и липкая листва не хотела расставаться с мокрым асфальтом. В руках она сжимала записку, которую час назад передала соседка Людмила Семёновна.
— Вера, какая-то женщина тебя искала, — сказала соседка, суя ей в руки смятый листок. — Говорила, срочно, а ждать не стала.
Корявый почерк гласил: «Маме плохо. Приезжай скорее. Люба».
Вера Игоревна узнала почерк младшей сестры — Люба всегда писала, будто курица лапой. В школе учителя ругались, а она лишь отмахивалась: «Я не Толстой, почерк мне не нужен».
— Всё в порядке? — забеспокоилась соседка. — Ты какая-то бледная.
— Всё нормально, — сухо бросила Вера Игоревна, закрывая дверь.
Теперь она стояла, не зная, что делать. Мать… Сколько лет прошло? Десять? Двенадцать? После той ссоры они не виделись. Вера даже запретила Любе упоминать её имя при матери.
— Пусть думает, что дочь у неё одна, — говорила она тогда.
А началось всё из-за дачи в деревне. Дом достался им от бабушки, и каждая имела право на долю. Но Вера была категорически против продажи.
— Мам, ты что творишь? — кричала она на кухне. — Это же наше детство! Тут папа яблони сажал, тут мы с Любкой в салки играли!
— Верочка, не кричи, — устало отвечала мать. — Крыша течёт, стены гниют. На ремонт денег нет, налоги платить надо. Продадим — хоть что-то останется.
— Мне наплевать на деньги! — Вера стукнула кулаком по столу. — Продашь дачу — для меня ты умрёшь!
Мать долго смотрела на неё, потом тихо сказала:
— Ну что ж, Вера. Как скажешь.
Но продала. Без её согласия, оформив всё через Любу. Деньги отдала младшей:
— Пусть на жильё копит. А то в съёмной квартире ютится.
Вера узнала случайно, встретив деревенскую соседку в маршрутке.
— Ой, Верка, а дачу-то вашу сносят! — радостно сообщила тётя Шура. — Новые хозяева огород разбили.
В тот вечер Вера приехала и высказала матери всё. Та сидела, плакала, а дочь орала, выплёскивая обиду.
— Ты предала память отца! Ради денег! Ради этой Любки!
— Вера, хватит, — шептала мать.
— Я тебя больше не знаю! Слышишь?
И хлопнула дверью.
Годы шли. Вера вышла замуж, родила сына Алёшку. Муж иногда спрашивал про её родню.
— Какая родня? — отмахивалась она. — Я сирота.
Алёша рос без бабушки. Люба пыталась увидеть его — поджидала у школы, дарила конфеты. Но Вера запрещала общаться с тётей.
— Мам, она добрая, — говорил Алёша.
— Не подходи к ней больше!
Однажды Вера стояла с запиской и чувствовала, как внутри всё сжимается. Она позвонила Любе. Та ответила не сразу.
— Вера? Ты получила записку?
— Что с мамой?
— Инсульт. Третий день в больнице. Врачи… — голос дрогнул. — Говорят, шансов мало.
У Веры подкосились ноги.
— Когда?
— Позавчера. Вера, она твоё имя зовёт. Даже во сне.
— Я…
— Приезжай. Пожалуйста.
Вера опустила трубку и села. В голове мелькали воспоминания: мама поёт колыбельную, лечит ссадины, плачет над старыми фотографиями.
— Мам, я дома! — Алёша ворвался в квартиру.
— Садись. Я должна тебе кое-что сказать.
Она рассказала всё. Про дачу, ссору, годы молчания.
— Мам, а бабушка злая?
— Нет. Добрая.
— Тогда почему?
— Потому что я дура, Алёш. Упрямая дура.
Они собрались за полчаса и поехали в областной центр.
В больнице пахло лекарствами. Люба встретила их в коридоре.
— Ты приехала… — обняла она сестру.
— Это Алёша, — представила Вера.
Люба расплакалась:
— Вылитый дед!
— Вы моя тётя Люба? — спросил мальчик.
— Да.
— Мама говорила, вы добрая.
Люба удивлённо взглянула.
— Сегодня говорила, — тихо ответила Вера.
Мать лежала в реанимации, обмотанная проводами. Вера застыла на пороге.
— Мам, — позвала Люба. — Вера пришла.
Никакой реакции.
— Мама, это я. Прости меня.
Алёша подошёл ближе:
— Бабушка, я ваш внук.
Веки матери дрогнули. Она открыла глаза.
— Вера?
— Я здесь.
— Девочка моя…
— Прости…
— Не важно… главное… ты пришла…
Утром врачи развели руками.
— Готовьтесь…
Вера сидела у кровати, держа мамину руку.
— Не уходи…
— Всё нормально…
— Я тебя люблю…
— Я тоже…
К вечеру её не стало.
После похорон сёстры сидели на кухне.
— Она простила меня? — спросила Вера.
— Конечно. Она ждала.
— А я думала, время ещё есть…
— Время есть, пока они живы, — тихо сказала Люба. — Потом — только сожаления.
Вера кивнула. Она поняла это слишком поздно.
