Третья комната — не для чужих
— Не смей туда входить! — крикнула Галина Степановна, выбегая из кухни с мокрыми от теста руками. — Сколько можно повторять!
Десятилетний Ваня замер у приоткрытой двери, обернувшись к бабушке. В его глазах застыло любопытство, смешанное с обидой.
— Ба, да что там такого? Я просто хотел глянуть…
— Ничего там! Пыль и старые вещи! — Галина Степановна стремительно подошла, захлопнула дверь и повернула ключ. — Иди лучше в мультикам или машинки собирай.
Ваня пожал плечами и побрёл в зал, но бабушка заметила, как он украдкой оглядывался на запретную дверь. Она тяжело вздохнула, спрятала ключ в карман фартука. Опять эти расспросы. Каждый раз, когда внук приезжал на лето, начиналось одно и то же.
— Мам, ну что ты его пугаешь? — Наталья вышла из ванной, вытирая волосы. — Он же ребёнок, ему всё интересно.
— А тебе неинтересно? — резко спросила Галина Степановна.
Наталья замерла с полотенцем в руках.
— Мне… мне и так хорошо. К чему ворошить прошлое?
— Вот и правильно. И Ване нечего там делать. Пусть лучше во дворе гуляет, а не по чужим углам шныряет.
Наталья хотела возразить, но сдержалась. Она знала этот тон матери — спорить было бесполезно. Лучше отвлечь сына чем-нибудь другим.
Галина Степановна вернулась на кухню, поставила чайник. Руки дрожали, когда она расставляла чашки. Двадцать лет прошло, а сердце всё сжималось при мысли о той комнате. О том, что осталось за дверью.
После ужина Ваня улёгся на диван с телефоном, Наталья читала журнал в кресле. Галина Степановна мыла посуду, краем глаза наблюдая за внуком. Мальчик был смышлёный, чересчур наблюдательный.
— Ба, — вдруг спросил Ваня, не отрываясь от экрана, — а почему у вас трёшка, а живёте вы только в двух комнатах?
Галина Степановна выронила тарелку, та звонко ударилась о раковину.
— Откуда ты знаешь, что трёхкомнатная? — осторожно спросила она.
— Да я ж не слепой! Двери считать умею. Вот ваша спальня, вот зал, где я сплю, а вот та — всегда заперта.
Наталья подняла глаза, взглянула на мать. Галина Степановна стояла спиной, плечи напряжены.
— Там… там старьё лежит, — тихо сказала она. — Неинтересное тебе.
— А можно посмотреть? Я ничего не сломаю.
— Нельзя! — резко обернулась Галина Степановна. — И не проси больше!
Ваня вздрогнул, даже Наталья удивлённо подняла брови.
— Мам, что с тобой? — встала она. — Ты же никогда на Ваню не кричишь.
Галина Степановна оперлась о мойку, провела рукой по лицу.
— Прости, внучок. Просто… я устала сегодня. Не сердись на старуху.
Ваня кивнул, но недоумение в глазах не исчезло. Умный мальчик. Чересчур умный.
Поздно вечером, когда Ваня уснул, Наталья села рядом с матерью на кухне.
— Мам, может, правда пора?
— Пора что?
— Ну… разобрать наконец ту комнату. Двадцать лет уже. Папы нет, а ты всё…
— Не смей! — Галина Степановна вскочила так резко, что стул грохнулся на пол. — Не смей туда лезть!
— Мам, успокойся. Я просто думаю, что так жить нездорово. Ты же сама мучаешься.
Галина Степановна подняла стул, села обратно. Руки снова дрожали.
— Не мучаюсь. Просто… мне так спокойнее. Знать, что всё на месте. Что ничего не тронуто.
— Но Ваня растёт, ему скоро своя комната понадобится, когда будет приезжать. А ты что, так и будешь его на диване укладывать?
— Успеется. Он ещё маленький.
Наталья вздохнула. Она помнила ту комнату. Помнила, какой она была двадцать лет назад, когда последний раз заходила туда. Письменный стол у окна, книжные полки, узкая кровать. И повсюду — следы жизни, оборвавшейся слишком рано.
— А помнишь, как он злился на тебя? — вдруг тихо сказала Наталья. — Когда ты убирала у него? Кричал, что у него свой порядок, что нельзя трогать.
Галина Степановна улыбнулась сквозь слёзы.
— Помню. СамВалентина Петровна в последний раз провела рукой по корешкам книг, выключила свет и, закрывая дверь, вдруг осознала, что теперь эта комната принадлежит не только прошлому, но и будущему.
