**Две судьбы**
25 октября.
Я видел её вчера — шла по питерским переулкам, сжав в руках бумажку с адресом. Лицо — будто отражение в зеркале, только тень отчаяния в глазах. Думал, показалось. Но нет.
Зовут Наталья Игнатьева. Деревенская, судя по всему. Второй день ищет работу, а её гонят, как нищего с вокзала. «Спасибо, мы вам перезвоним» — звучало, как приговор. Без телефона, без родни в городе. Последние пятирублёвки, наверное, на хлеб уходят.
А потом она зашла в «Корчму». Мой ресторан. Лера, моя секретарша, её чуть со смеху не покалечила: «Анкету заполнили? Отлично! До свидания!» Девчонка аж посерела. Но тут я вошла — и мы замолчали обе. Одно лицо. Даже родинка на щеке та же.
Мать моя, Римма Филипповна, тридцать лет в больнице главврачом проработала. Холодная, как сибирская зима. Ни разу не обняла, только экзамены по медицине устраивала за ужином. А тут — бац! — и выясняется, что я одна из двойни.
Приехала к ней, в её хрущёвку на окраине. «Как ты узнала?!» — аж чайник из рук выронила. Оказалось, в 90-х молодую роженицу на скорой привезли — близнецов родила. Мать моя одного ребёнка за деньги «оформила» как мёртвого, а мне — новую судьбу сшила. Деревенскую девочку — её, Наталью — оставили матери.
Нашли мы ту женщину. В деревне под Псковом, в развалюхе. Туберкулёз, пенсия в три тысячи рублей. Увидела меня — плакала, как ребёнок. Говорит, всё снилось ей, будто дочь жива. А Наталья… Она даже злиться не смогла. Только обняла и шепчет: «Сестрёнка».
Римма Филипповна потом приползла с повинной. Впервые в жизни плакала. Говорит, думала, даст мне всё, чего сама не имела. А дала только тоску по родному человеку.
Теперь у меня две матери. И сестра, с которой мы даже во сне разговаривали.
Вывод? Судьба — не нитка, её не порвёшь. Рано или поздно концы сойдутся. И хорошо, если к этому моменту ты не станешь тем, кого сам когда-то боялся.
