Варвара Степановна проснулась от неясного звука. Тихое позвякивание посуды на кухне, будто кто-то осторожно двигался по квартире. Она прислушалась, сердце заколотилось. Рядом мирно похрапывал муж, Михаил Фёдорович даже не шевельнулся.
— Миша, — шёпотом дёрнула его за рукав. — Ты слышишь?
— Мм? Что случилось? — пробурчал он сквозь сон.
— В квартире кто-то есть.
Михаил Фёдорович нехотя открыл один глаз, взглянул на светящийся циферблат будильника.
— Варя, три часа ночи. Тебе померещилось.
— Нет! Я точно слышала шаги!
Муж вздохнул, но прислушался. Из глубины квартиры действительно доносились тихие звуки. Шорох, лёгкий стук, будто кто-то переставлял посуду.
— Наверное, кошка, — успокоил он жену. — Мурка опять ночью блудит.
— Какая кошка? Мурку мы похоронили ещё прошлой зимой, ты что, забыл?
Михаил Фёдорович окончательно проснулся. Звуки становились отчётливее. Кто-то явно перемещался по их квартире, причём уверенно, словно знал каждую вещь.
— Может, Людка пришла? — предположила Варвара Степановна. — У неё же ключи есть.
— В такую рань? Да она спит, завтра на работу.
Дочь жила в соседнем квартале, но иногда забегала к родителям, особенно после ссор с мужем. Хотя обычно предупреждала заранее.
Шаги приближались к спальне. Варвара Степановна сжала руку мужа.
— Миша, вдруг грабители?
— Тихо, — он осторожно поднялся, нащупал тапки. — Сейчас проверю.
— Не ходи! Вдруг с оружием?
— Какие грабители? У нас дом с охраной, видеокамеры, железные двери. Да и украсть у нас нечего.
Он подкрался к двери, прислушался. В коридоре раздался тихий женский голос, напевающий знакомую мелодию.
— Варя, — позвал он жену. — Иди сюда.
Она босиком подбежала к двери, прислушалась.
— Это же… мамина колыбельная, — прошептала Варвара Степановна, и голос её дрогнул. — Та самая, что она мне в детстве пела.
Михаил Фёдорович нахмурился. Тёща умерла восемь лет назад, но он хорошо помнил эту песенку, которую та часто напевала, занимаясь готовкой.
— Не может быть.
— Миша, вдруг это призрак? — Варвара Степановна вцепилась в его пижаму. — Может, мама к нам пришла?
— Полно тебе, Варя. Привидений не бывает.
Но и он почувствовал, как по спине побежали мурашки. Мелодия звучала всё громче, а к ней добавился стук кухонной утвари.
— Совсем как мама, — прошептала жена. — Помнишь, как она ночами чай заваривала?
Михаил Фёдорович помнил. Татьяна Ильинична страдала бессонницей, часто вставала ночью готовить, напевая эту песенку.
— Мне страшно, — призналась Варвара Степановна.
— Да брось. Пойдём посмотрим.
Он открыл дверь, выглянул в коридор. Тишина. Только из кухни лился слабый свет, будто горела подсветка вытяжки.
Они пошли, крепко держась за руки. У кухни Михаил Фёдорович остановился, заглянул внутрь.
Кухня была пуста. На столе стояли две чашки, рядом — сахарница. Чайник тихо булькал на плите, из носика валил пар.
— Я не ставила чайник, — растерянно проговорила Варвара Степановна. — Точно.
— И я не ставил.
Они замерли в дверях. Чайник выключился, в тишине было слышно только их дыхание.
— Может, мы во сне встали? — неуверенно предположил Михаил Фёдорович.
— Вместе? В одно и то же время? Не смеши.
Варвара Степановна вошла, дотронулась до чашки. Тёплая. Кто-то только что держал её.
— Смотри, — показала она мужу на подоконник. — Фиалка зацвела.
На окне стоял старый горшок с фиалкой, которая не цвела два года. Варвара Степановна хотела её выкинуть, да руки не доходили. А теперь на ней распустились нежные сиреневые цветы.
— Мама обожала фиалки, — тихо сказала она. — Говорила, они дом от бед берегут.
— Варя, может, к врачу сходить? — осторожно предложил муж. — А то мы как-то странно себя ведём.
— Какая чепуха? Чайник, чашки, цветы. Сами по себе не появились.
Она села, задумчиво смотрела на накрытый стол.
— Помнишь, мама всегда говорила, что после смерти проведает нас? Шутила: «Буду ночами заходить, смотреть, как вы живёте».
— Помню. Но это же были шутки.
— А если нет?
Михаил Фёдорович сел рядом, взял её за руку.
— Даже если так, чего бояться? Это же твоя мама. Она нас любила.
Варвара Степановна кивнула, успокоилась.
— Любила. И всегда переживала за нас.
Они сидели молча, глядя на стол. Страх постепенно уходил, сменяясь тёплым чувством. Будто в доме действительно стало уютнее.
— Помнишь, как она переживала, когда мы ссорились из-за ремонта? — вдруг сказала Варвара Степановна.
— Как же. Три дня дулась, пока мы не помирились.
— И как радовалась, когда Люда поступила в институт. Весь подъезд оповестила.
— Да, гордилась внучкой.
Воспоминания были светлыми. Татьяна Ильинична была мудрой женщиной, всегда помогала советом. После её смерти в доме стало пусто.
— Миша, давай выпьем этот чай, — предложила жена. — Раз уж кто-то для нас приготовил.
— Давай.
Они разлили чай, добавили сахар. Вкус был знакомый — с лёгкой мятной ноткой, как заваривала Татьяна Ильинична.
— Мяту она всегда добавляла, — заметила Варвара Степановна. — Говорила, что для успокоения.
— Да, помню.
Они пили чай молча. За окном светало, на кухне становилось теплее.
— Мне кажется, она правда приходила, — наконец сказала Варвара Степановна. — Проведать нас.
— Может быть, — согласился муж. — А может, просто очень соскучились.
— Соскучились. Очень.
Она подошла к окну, потрогала цветы.
— Какие красивые. Будто кто-то поливал.
— Варя, давай завтра Людку позовём? — предложил Михаил Фёдорович. — ДавноОни так и уснули, обнявшись, а утром нашли на столе свежеиспечённые блины с малиновым вареньем — точно такие, какие готовила Татьяна Ильинична.
