Любовь без границ

– Знаешь, солнышко, гласит пословица: не каждая Федосья – Москвитина, не каждый Ерофей – Ростовецкий. Праведников среди грешных земель – кот наплакал. Так не суди, а повнимательней в собственной душе пошарись. Исключительной женой Ерофею была? – бабка прищула глазёнки, будто ответ давно знала.
– Бабуля, Ерофей к Сашке сбежал! Где же справедливость? Молчком страдать? – возмущалась я.
– Разве что не лететь к нему на работу начальству жаловаться, мол, муженёк бабник – себя опозоришь лишь. Было дело… Обманутые жены по парткомам страдали – в слезах да соплях. А любовь не по приказам живёт да запретов не ведает. Бесполезно, милок. Смирись лучше. А там глядишь, всё и прояснится, – бабуля сохраняла незыблемый покой.
Весть о муже-изменнике да подруге-предательнице её ни капельки не взбудоражила. Будто дело житейское.
Хм, «смирение» – слова-то лёгкие. Сашка, ясное дело, оказалась хитрая гадюка подколодная. Своего схоронила – за моего взялась. Не дождёшься, не уступлю!
Бывало, любовался мой Ерофей на Сашу. Помню, компанией в баню ходили. Только он глаз от неё оторвать не мог. Словно кот со сметаной зависал. Взглядом гладил да целовал подругу в белой простынке. Я же на полунамёки внимания не обращала.
Сашка, бесспорно, красавица – мягкая, душевная. Ну и что? С Ерофеем шестнадцать лет бок о бок, сын Никитка. Твёрдо верила – не сломать мою семью на части.
Детишек у Сашки с Прохором не случилось. Знаю, она по этому поводу изрядно горевала. Про Прохора не скажу – он больше молчал. Наверное, по-мужски переживал. Дружили семьями: на природу выезжали, отпуск вместе коротали. Веселились от души. Увы, всему положен срок. Беда у порога хихикала.
– Катенька, Прохора «Скорая» забрала. Инфаркт. Господи, твердила же ему:
– Давай ребёнка из детдома возьмём! Ан нет, молчит, мрачнеет. Вот теперь не знаю, верить ли в лучшее. Оправдается ли?
Кругом горевала Саша.
– Успокойся, Сашенька! Обойдется! Увидишь. Прохор парень крепкий, – искренне утешала я.
– Эх, Катя! Жизнь без Прохора не представляю! Он мне – свет в окошке. И приласкает, и ободрит. Как же я одна? – всхлипывала подруга.
– Не отпевай заживо, Сашуня. Соберись! Не раскисай! Губки, ноготки, пейсы… Улыбочку и – марш к мужу в палату! Прохор вновь в тебя влюбится и выздоровеет быстрее…
Тот раз завершился ладно. Прохора подлечили, на ноги подняли. Жизнь в своём русле потекла.
Вскоре Прохор с Сашей взяли трёхлетнюю девчушку Милену. Семья на вершине счастья сияла.
– Теперь и помирать не страшно! – вдруг молвил Прохор за праздничным столом.
– Что ты? Теперь только жить, доченьку растить, – опешили мы от его слов.
– Это я к тому, что век прожит не зря. Хоть одну детскую душку согрел, приютил. На супругу надежды возлагаю. Она с дочуркой справится. Разрешаю заново замуж выйти, если что… – Прохор глядел с неизбывной тоской.
– Ой, Проша, не придумывай! Друзья, выпьем за наше семейное счастье! – провозгласил тост мой Ерофей.
На том исповедь Проша и забыли. До времени…
Ангел смерти, словно кособокий ишак, у каждого порога гостит. Не уберёг себя Прохор. Второй инфаркт шанса не оставил. Вечным сном спит Прохор.
Осталась Саша с приёмной дочкой. Погоревала по мужу честь по чести да снова расцвела. Сашке тогда тридцатник стукнул. Образ сменила кардинально: из блондинки в жгучую брюнетку превратилась, гардероб обновила, улыбаться чаще стала. За праздничными столами мы всё ещё встречались.
Мой Ерофей всегда к этим встречам с Сашей нетерпение проявлял. Рядом с ней он шутками искрил, смеялся некстати, силился молодой вдове угодить. А уж Милену вовсю баловал.
Я эти ухватки мужа не ворчала. Думала, просто поддержать хочет – вдову друга потерянного. Ан нет…
Позвала нас Саша на дочкин день рождения. Милене стукнуло десять.
За столом веселились, желали имениннице расти послушной девочкой.
– Папа, ну когда же ты к нам навсегда переедешь? – это Милена шептала на ушко… Ерофею.
Ерофей ляпнул её по щёчке с той же шепотушкой:
– Скоро, заинька, скоро…
Я виду не подала. Устраивать же скандал на глазах ребёнка? Да и праздник у Милены. К тому же не виновата девочка в взрослых играх.
Вернувшись, осторожно спросила мужа:
– Ерофей, ты нас покида
А утром я, как ни в чём не бывало, сварила себе крепкий кофе и печально усмехнулась, понимая, что уплывшее счастье – как плохая погода: поругаешься, но всё равно найдешь, чем заняться в уютной квартире, не горевая по утрам, как неудачница.