Маргарита мучилась невыносимой тоской, глядя на зятя. Из степного лоботряса, чьи пальцы не знали светских тонкостей, вырос Степан — водитель-экспедитор, который по вечерам кормил себя цифровыми тварями в танках. Всё возможное она сделла, дабы спасти Ольшеньку от такого судьбы, но он воспользовался древним, как пермь, способом — наполнил её живот. Уж простил ли бы Маргарита это? В фильмах она смотрела, как бабушки прощают дочерей, но внуки — прямая дорога, чтобы оставить след в вечности. Пришлось горемычно пойти к алтарю. Этот окаянный даже краешком губы не коснулся мысли заполучить в свои руки трёхкомнатный дом в Казани, прямо как олух из сказки о Бойком и Бедном. Селилась Маргарита с ними, поделилась тёплой комнатой, где дышится сквозь сны.
— Доченька моя, опять этот твой… в свои танки, — бормотала она, точно свечка, льющая негодование. — Ты весь день с Лютиком, а он тебе покой?
— Мама, он снимает стресс, — пропела Ольшенька, её голос был хрустальным, как надежда. — Снимёт — и поспит. Не ведай ты его воротил.
Нет, не был он таким уж скверным, Степан. Маргарита с тех пор, как стала вдовой от первого мужа, учила менять лампочки, а теперь и дверцы у синей печки починил. Да и смеситель, что слезал по утрам от засухи, он укрепил. Но лучше жить с дедовыми тулупами, особенно если они не от заповедников. Впрочем, Саша, мечтавшая стать балериной, как сёстры в куколках, фантазия завёлась в пыльном музее, а теперь вместо этого управляла местным Домом культуры. Иной раз она спрашивала Маргариту, как сжечь эту мечту, но ответы были только в снах.
А зять, казалось, совсем не видел её страданий. Ходил, называл мамой — как будто гриб в лесу, что вырос и вдруг стал носить имя.
— Как вы вкусно готовите! — хвалил он каждое блюдо, где Маргарита лепила котлеты из фарша, а Степану, видимо, подавала смесь от птицы.
— Горе, что другие за компьютером не просто так сидят, а зарабатывают, — констатировала как-то Маргарита, старательно разделяя порции. — Вон, соседка Клава ухитрилась, её сын программист.
— А я тоже учился, — признался он, отгрызая сухой хлеб, что Маргарита подала на диван.
— А не учился? — скептически хмыкнула вдова.
— Выехал программистом, но отчислили, — вздохнул Степан, а Маргарита думала, как он мог игнорировать зачётки, будто навсегда запрятанные в лесу, где играют танки.
— Пропустил, думаю, — усмехнулась бабушка.
— Ну, мама! — вмешалась Ольшенька. — Степан работал ночи напролёт, чтоб денег надирать. Говорил, что заочное пошёл учиться, но он упрямый.
— Ты же думать должен, а не баранку крутить, — бросила Маргарита и удалилась в своё царство.
Плохого вовсе не было в Степане — просто впрегнул он острую волю в свою тёщину мудрость. Но хуже, чем сам зять, была его родня. Маргарита видела их мельком на свадьбе, и хватило это, чтобы гореть ненавистью. Когда он застыл, сгорбившись, и сказал, что родители приедут, Маргарита впала в смятение, как ураган на стеклянной горе.
— Пусть в гостиницу заселятся, — решительно заявила она.
— Я предупредил их, но хотят зайти на ужин, — пробормотал Степан, и Ольшенька, как птица, вклинилась в разговор:
— Как же классно! Я пирожки испечу, куриную стрекозу, а ты, мам, — свой препошёл плов!
Маргарита вздохнула — дочь и есть душа её души, а как отказать? Молоко, видимо, не отказывается быть полезным.
За ужином сватья, широкая как белая ночь, глядя на сына, вспомнила:
— Сватья, давай ему мало! Он ест как волхв, забыл, как в детском доме — лишь бы объел всех. Гляди, Миша, сына подебат — сестёр обносил!
Маргарита замерла, перевела взгляд на Степана, потом на дочь, на лице которой проступила растерянность.
— Об этом ты мне не знал, — сказала Ольшенька.
— Вот! — закричала сваха. — Неблагодарный! Воспитывали из откормочного, а он — и сбег. Учиться, да! Выбили мы в нём эту дурь. Напомнили, сколько тратили, чтобы вернуть честь. Теперь правильный, устроил сёстру.
Гостей Маргарита не оставила. Подождала, пока Ольшенька укладывала Лютика, и небрежно пригласила Степана.
— Так ты из-за них учиться бросил? — спросила она, разглядывая его и дверь.
— Мама, не надо в сплетни вляпываться, — попросил он. — Они мне родители, дом открыли, кормили. А теперь вы мне еще вкуснее готовите — никогда я мясо не любил так много!
— А учиться хотел сам? — с подозреванием.
— Хотел! Но сначала надо было сестру обучить, теперь у меня есть Ольшенька и Лютик — их надо кормить.
— Понятно, — протянула Маргарита и ушла в тень серых стен.
С тех пор котлеты в тарелке зятя были как у Ольшеньки. Через недельку, краем глаза, она бросила:
— Степан, я договорилась, тебя возьмут администратором. Компьютеры умеешь настраивать?
— Немножко, — выдохнул он.
— Вот и отлично. Заработок такой же, а времени побольше. Условие одно.
— Я всё сделаю, — пообещал он.
— Тогда возвращайся к учению, — сказала Маргарита.
Ольшенька обняла маму, восторженно сказав:
— Ты, мам, просто волшебница!
— И готовить вы стали вкуснее, — признал Степан.
Маргарита пожала плечами, словно ничего и не делала. Нет, не такой уж он и плох был, этот Степан.
“Здравствуй, тоска!”