– Надежда, ты совсем ум потеряла? – Валерия так стукнула ладонью по столешнице, что чайные ложки подскочили. – Он же тебя как старый валенок швыряет! Сегодня милости просим, завтра не приходи, послезавтра снова на поребрик!
– Лер, не въедешь ты в мою коленку, – утомлённо протянула Надежда, размешивая сахарный песок в стакане. – Архип занят по уши, бизнес у него, сплошные заседания. Освободится – тогда и увидимся.
– Плюнуть на его бизнес! – подруга аж зарделась как маков цвет. – Тебе уже тридцать шесть, Надь! Сколько можно бегать зайцем на подхвате?
Надежда моргнула. Вековечно Валерия как по лбу лопатой. И ведь правду молвит. Только вот правда та словно крапива под подол – больно трогать.
– А чем мне ещё сыт быть? – тихонько молвила она, глазами уткнувшись в кафешное окно. – Красавиц словно райских яблок на ветке, а я… простая. Зато безотказная. Не буяню, не требую, не капризничаю.
– Мать моя женщина, да ты себя послушай! – Валерия ухватила её за кисть. – «Безотказная»! Ты что, домашняя тапка, что ли? Вышка есть, должность солидная, хата своя. Башка светлая, сердце золотое, верная баба…
– Только не краля, – перебила Надежда с горькой усмешкой. – А мужики сперва глазами выбирают, ты ж ведаешь.
Валерия рухнула на стул, голова покачивалась как маятник. Двадцать зим дружбы, а подруга всё веры в собственную цену не нажила. Со студенческих лет так – вечно в тени павлиньих девок, вечно готовая подладиться, угодить, шапку снять.
– Помнишь Толика из универа? – вдруг спросила Надежда.
– Ну помню, – встрепенулась Валерия. – А что?
– Я же на него как на чудо дивилась. Три года хвостом бегала, шпоры подсовывала, на семинарах выручала. Он даже не взглядом. Но как появилась эта… как её… Людка Белова, так он хвост трубой и завертелся.
– Так это ж во времена царя Гороха было! – всплеснула руками Валерия.
– А мне будто вчерашний день, – Надежда грустно рассмеялась. – Тогда я узрела житейскую истину: красота – вещь бесплатно достаётся, а остальным за милу душу кланяться приходится. Безотказным.
– Надюш, но ведь этот Толик… Он же потом куда скатился? Пьяница да лузер! А твоя краля Людка трижды под венец да трижды от венца. Где они нонче обретаются, а где ты сама кукуешь?
– Они поживают, – глухо ответила Надежда. – А я пригожаюсь.
В ту минуту запел телефон. Надежда глянула на экран – лицо будто солнцем озарилось.
– Алё, Архип? Ага, свободна. Естественно, прибуду. Часок спустя? Ладно, дожидаться буду.
Валерия оцепенела, видя как подругина физиономия преображается – дитячья радость появилась, готовность по первому свистку скакать.
– Надька, не надо, – зашептала она. – Скажи, что делами занята.
– Не могу, – Надежда уже сумочку ловила. – Он меж совещаниями двумя часами разжился. Мы словно сто годов не виделись.
– Пять дней хвост прошёл!
– Это вечность, – упрямо отрезала Надежда и поднялась.
Валерия осталась одна, провожая взглядом удаляющийся силуэт подруги. Что же с ней стряслось? Когда эта головастая баба превратилась в пристяжную лошадку при чужой кибитке?
А ведь когда-то – другая петрушка. В универе Надежда хоть и не блистала статью, но была душой загула. Хохмы сыпала, походы организовывала, всем на учёбе помогала. Мужики её норовили – не как бабу, а как верную корешку. «Надя-бро» звали. И она тогда гордилась этим прозвищем как орденом.
После универа устроилась бухгалтером в солидную контору, быстро на крыло встала. Квартиру купила, колымагу. Родители ликовали – дочка при ногах. Вот только женский жребий не клеился.
Первый серьёзный роман случился под
Лена тогда усвоила мучительный урок: внешний лоск привлекает страсть, а покладистость рождает лишь привычку, которая когда-нибудь наскучит.
И постучал в окно внезапный град, выбивая шагодистый ритм, будто торопя утро, где ей уже никто не смеет указывать, куда ставить туфли или сердце.