– Не смей так про маму! – Олег грохнул кулаком по столу, зазвенела посуда. – Она жизнь для нас кладет!
– Кладет? – Катерина круто развернулась у плиты, поварёшка в руке. – Твоя маменька ключи прихватила опять! Зашла без предупреждения! Я в халате неглиже, без прически! А она мне лекцию читает про чистоту!
– С тобой что? Раньше ты Лукерью Фёдоровну обожала…
– Была слепой дурочкой! – дрожал голос Катерины. – Думала, вот счастье, какая свекровь попала. А вышло – шпионит за каждым шагом!
Лукерья Фёдоровна застыла на пороге кухни, всё слышалось. В руках куль с пирожками – испекла на радостях сыну с невесткой. Сердце екнуло. Неужель мешает? Неужель Катя так ненавидит?
– Мать? – Олег обернулся. – Давно стоишь?
– Я… – Лукерья Фёдоровна растерянно глянула на невестку, на сына. – Пирожки принесла. Капустные, любимые.
Катерина отвернулась к плите, спина напряжена. Тишина легла тяжкая, неловкая.
– Садись, мама, – Олег подвинул стул. – Чаю налью.
– Нет, пойду домой, – еле слышно проговорила свекровь, пакет на стол. – Видать, некстати.
Повернулась и быстро вышла, сдерживая ком в горле. За спиной глухо доносились голоса, разбирать слова не стала.
Дома Лукерья Фёдоровна присела у окна с остывшим чаем. Как дошли до жизни такой? Помнила, Олег Катю привёл – милая, скромная, глазки добрые. Катерина тоже души в ней не чаяла, мамой звала, советовалась по хозяйству.
А теперь? Не в свое дело лезет? Частенько заглядывает? Но живут же рядом, через двор! Внука повидать хочется, Ванюшку.
Вечером позвонила Катерина.
– Лукерья Фёдоровна, можно подойти? Одна…
– Конечно, детка, приходи.
Катерина пришла заплаканная, с красными глазами. Села напротив свекрови, руки в кулаках.
– Извинения просить хотела, – заговорила сбивчиво. – За утро… При Олеге… Зря так.
– Катюш, что стряслось? – Лукерья Фёдоровна наклонилась к ней. – Что согнуло?
– Да всё разом, – Катя рукавом глаза вытерла. – На работе сокращают, не знаю, меня ли коснётся. Ваня третий месяц кашляет, врачи руками разводят. Олег… он не замечает, я на пределе. Работа, дом, ребёнок… А вы приходите, я не готова, не прибралась…
– Ох, дочка, – свекровь подвинулась ближе, руку на плечо положила. – Да что ты про уборку? Я ж не чужая тётка, семья.
– Поэтому и страшно, – всхлипнула Катя. – Вы хозяюшка идеальная, всегда порядок, готовите замечательно. А я рядом чувствую себя не к месту.
Лукерья Фёдоровна удивлённо посмотрела.
– Катенька, да что ты? Какая не к месту? Ты жена и мать замечательная. А дом… Да ну его, коли дитя плачет да работа шатается.
– Верно не судите? – подняла мокрые глаза Катя.
– Помилуй Бог! Я сама через это прошла, Олега растила. Помню, ветрянкой заболел, темпа сорок, неделю не спала. А свекровь пришла – немытая посуда! И давай пилить. До сих пор обидно.
Катерина впервые за долгий срок улыбнулась.
– А я думала, вы осуждаете. Вот, дескать, как живет, дом запущенный, мужа кормит как попало…
– Господи помилуй! – покачала головой Лукерья Фёдоровна. – Да я помочь хотела. Пирожки испеку, от готовки освобожу. Ваню посижу, покуда дела делаете. Выходит, камень на шею.
– Не мешаете, – тихо ответила Катерина. – Просто я дура глупая. На нервах на вас сорвалась.
– Знаешь что? – Лукерья Фёдоровна встала. – Чаю настоящего попьём, с вареньем. Да про работу расскажи. Может, сообща придумаем.
До полуночи сидели. Катя рассказывала про службу, про страх за Ваню, про усталость пустую. Свекровь слушала, кивала, мягко вставляла словечко.
– А знаешь, есть знакомка в управлении образования, – задумчиво сказала. – Подскажет что-то, коли уволят.
– Да ну? – оживилась Катя.
– Какой вопрос. Завтра позвоню Клавдии Ивановне, узнаю про вакансии.
Прощались совсем по-другому. Тёпло, крепко, по-родне.
– Лукерья Фёдоровна, можно завтра с Ваней забежать? Мне на собеседование, а с ним неловко.
– Что вопрос? Приводи конечно! Мы с внуком управимся.
Олег удивился, когда жена вернулась веселая.
– Где шаталась? – спросил, телевизор глядя.
– У мамы твоей, – Катя села рядом, руку взяла. – Олеженька, прости за утро. Не права.
– Ерунда, – плечами пожал. – Бывает.
– Не ерунда. Мама твоя – тертый калач. Я же на своём сорвалась.
На другой день свекровь позвонила подруге, та Катю пригласила. Ч
Через неделю Катерину приняли на работу в соседнюю школу, и она с Лукерьей Фёдоровной теперь шутили, что ссора та стала поворотным камнем, научившим их видеть родную душу даже там, где её когда-то не замечали.
