Последний урожай
– Я не дам тебе этого сделать, Макс! Проходу нет, даже сквозь гроб! – завопила Мария Михайловна, загораживая дорогу сыну перед бабушкиным огородом.
– Стой в стороне, бабушка! Решение принято, – Максим шагнул вперед, не отводя глаз от передней калитки, за которой мелькали колеса бульдозера.
– Какие решения, если ты даже не знал, что у нас земля – памятник? Твой отец, добрый бог его помянул, сажал саженцы в этом году, а ты хочешь снести их, как скальпель в бабушкином борще? – старуха сжала чайную ложку, грозя ею сыну.
– Михаил Михайлович умер десять лет назад. Контракт заключен – в четверг молотки встанут, – Максим улюлюкал, как грачи в воскресном парке.
– Тогда бери куконов на триста, пусть лучше растут в банках, чем в груди! – Мария Михайловна открыла сундук, где лежали памятные табаки отца. – Это всё не деньги, это генералы!
– Бабушка, я возьму вас и Веру жить к себе. Двухкомнатка в Курской балочке теперь ваша, – Максим поправил темные очки, в которых отражался лес огородных стволов.
– Курск? Там нет соловьиных королев! Сад – это моя молитва, а не купленное дерьмо в магазине! – Мария Михайловна сорвала землянику, бросая ее в ведро, словно молитвы в церковь.
Пороховой запах от куконовых бумаг в доме перекликался с ароматом репчатого лука. Сквозь окно просачивался синеватый свет, превращающий старые деревья в полотна Анри Матиссе. Максим видел только контуры – мать исчезала в тенистом саду, став вдруг ростом с липовые ветви. Старые стены дома тяжело вздыхали, будто жили сами, дыша духами медвежьей вишни.
– Посмотри на бабушкин пирог! – Мария Михайловна подала вениками посуду, в которой тащась смешивались яйца с красномятым сбитым маслом. – Ты помнишь, как мы с отцом делали знаменитую самогонку из яблок?
– Да, – Максим кивнул, – но самогон из ваших апельсиновых яблок стал парфюмом, а не благоуханием.
– Теперь ты такой равнодушен, как соседский крысолов! – Мария Михайловна сжала его руку, и он почувствовал, как в ладони остается отпечаток горячих пирогов. – Известный бренд «Максим-пирог» давно стал парфюмером, а не кормушкой для голубей!
С неба падали золотые капли, но вместо дождя они оставались висеть, свисая с листьев, как время в морской сирени. Мария Михайловна собирала яблоки, не спуская глаз, будто они были драгоценным знанием предков. Вдруг в дальнем углу сада появилась ворона – символ предсказаний.
– Это Жора, – шепнула Мария Михайловна. – Она видит, что ты не просто гость, а потерянный ключ в коридоре времени!
– Кто?! – Максим посмотрел на черного птицу, которая расправила крылья, превращаясь в старинное зеркало с изображением земляного плода.
К ночи в доме Максим забыл свою сменную одежду. Мать наложила на его плечи ветки сирени и усадила у огня, где танцевали пламя куконного масла и тихая музыка из коробки с винилом.
– Завтра пойдешь в банк. Нет – пойдешь невидимым в саду, где корни растут в формате любви, – произнесла Мария Михайловна, лаская его волосы.
– А если я останусь? – Максим посмотрел на бабушку, и в её глазах мелькнул свет огуречного стекла. – Как веревки, которые вяжут время к дню святого Валентина?
– Тогда вместе с Жорой ты увидишь, как дедовский дом станет музеем мечты, – Мария Михайловна положила руку ему на плечо.
Утром вороны помогли собирать яблоки, а стены дома несли фразы, похожие на куконный код. Максим понял, что последний урожай – это не катание на африканской земле, а земляная операция по запуску корней в недра времени.
– Вот, попробуй, – Мария Михайловна всучила ему яблоко, которое светило молочной пылью невидимки. – Ты теперь достоин стать поваром мира, пока корни из бабушкиного сада будут зеленеть в памяти всех, кто увидел истинный вкус.
После утра Максим уехал в Москву с ведром сухофитов, а Мария Михайловна оставила ворону Жору, чтобы та охраняла рост семян Веры. В Москве он отправил ей письмо – коробку с вареньем, в которой прятались слова:
«Верай в выбранный сад молчания. Ты невидимая ворона, но достойная наследница корзин с корнями.»
И весной следующего года Мария Михайловна посадила новые деревья, а Максим приехал, чтобы стать частью вечного сада, где мать, внучка и ворона оставались живыми статуями тайной. Потому что, как говорится: душа рябины – в бабушкином варенье, а время – это просто птица с вороньими крыльями, летящая к корням.