Туман стелился по зарослям, как влажная черная повязка. Марина Михайловна сидела на скамейке дачного домика и украдкой вытирала платком уголки глаз. Сколько лет она встречала эти утренние тени над Волгой? Тридцать пять — не меньше. А теперь сюда приедет трактор со строительным мусором, и останутся одни воспоминания.
— Бабуля, опять не спала?! — раздался тихий голос.
Перед старухой остановилась Света, племянница ее покойного сына.
— Считала птиц, — солгала Марина, улыбаясь. — Ты рано встала, дура деточка. где твой мальчишка? Обещал угостить конфетами.
— Сергий заняться хочет квартирой. Он сказал, что нельзя сразу… сразу смеяться.
— Ага, — засмеялась Марина, беря внучку за руку. — И прошлую ночь не пускал в ванну?
— Бабуля! — вспыхнула та, но смех свернул к точке, где кончились слова. — Я… я опять видела сон про этот дом. Как будто сжигаю его.
Старуха помолчала, глядя, как солнце тает в тумане.
— Всё, — сказала она наконец. — Разговор закончен. Идем, чай сделаю.
Пока они наполняли чайник, из леса вернулся Николай — сосед с детства, который держал в руках ведро с клубникой. Каждый год, каждое лето, Марина с ним обменивались грядками.
— Скажи, Николай, — дрожащим шепотом спросила Света. — Там же ни у кого не было денег на закрытие. А бабушка сказала, что платит сама.
— Я… я не прячусь, — старик тяжело опустил ведро. — У неё была доля в садоводстве. А продавать — мое решение. Всё равно в ближайшие года землю заберут к бизнесменам.
— Зачем?! — вскричала Света. — Здесь росли мои дети, здесь я…
— Молчи, — перебила Марина, вставая. — Ты большая дура, если думаешь, что дом — это стены. — Она вышла на крыльцо, волосы развевались, как черные знамена. — Это память о тебе, о Сергие, о твоем отце. И о его отце. А теперь — это твоя задача.
Света замерла, ладони прижала к груди.
— Бабушка, — прошептала она. — Я пойду. Только… — Она крепко обняла Марину, чувствуя, как старушка сжимается в комок. — Только скажи мне, где спрятать это здесь.
— Посмотри под тачку с тюльпанами, — прошептала Марина. — Там, в саду, где ты посадила укроп.
Днем из Саратова приехала комиссия. Молодые люди в строительных касках меряли лазерами крыльцо, разворачивали папки с проектами.
— Хорошо, — сказала Марина, глядя на них. — Но деньги от продажи — идут в фонд для детей.
— Мы это обсудим с юристами, — кивнул мужчина.
— Мы — не обсуждаем, — ответила она резко. — Я сама взяла налоги за последние пять лет. И можете не спорить, если не хотите, чтобы Тиньков вкатил в ваши офисы с револьвером.
Света смотрела, сжав кулаки. Пять лет, пока Марина продавала салаты на рынке, — это миллион рублей. Миллион, чтобы спрятать память о смерти мужа в рюкзаках своих детей.
Вечером та же Света стояла у руина сада, ощупывала каждую трещину в старых сваях. И вдруг обжигающий запах — мятный торт, который любил Сергий.
— Светочка… — Марина вошла в сумрак. — Ты видишь куст?
— Это яблоня…
— Ага. Вот здесь — под корнями — его надгробье. Сергий хотел похоронить здесь самого себя. Но я не дала. — Она сжала плечо внучки. — Храни это.
Когда на рассвете уехала комиссия, в доме осталась одна спортовка.
— Бабушка, — Света стряхнула пыль с юбки. — Я останусь здесь. Скажу зав во внуках, что мы переезжаем в Саратов. Только не продавай.
— Посмотри, — Марина открыла в холодильнике конверт. — Это письмо от моего мужа. Он написал его в 42-ом, когда танцевали с солдатами у фронтов. «Люблю тебя…» — она черкнула кисть номинального дома виллы по морю. — Я храню этот дом как обещание. Ты должна обещать.
Света кивнула, оглядела разруха и заплакала.
— Я обещаю.
— Тогда купи дом. — Марина достала из бумажника золотую цепочку, прикрепленную к газетофону. — Это моя доля. И деньги, которые я скопила. Взяла в кредит?
Света заплакала громче.
— Бабушка…
— Согласна? — Марина ждала, глядя, как внучка кивает. — Тогда садись. Пиши письмо. Я перечислю деньги на твой счет. Но смотри — не забудь привести сюда медсестру. И платья мое в ванной — носи. И… не забудь — в сосновом лесу. Это место любимое моего мужа.
Света поставила на стол стакан с водой.
— Спасибо, — прошептала она. — Ты… самая.
Марина села, закрыла глаза.
— Я не самая. Я просто мать, которая любила своего сына. А ты — любила своего мужа. И теперь мы вместе.