Сыну дом, дочери обида
— И что теперь? Ты так просто отдашь ему дом? А я? Мне что с детьми, на улицу выметаться? — Марина вскочила с кресла, от возмущения ее лицо пошло красными пятнами.
— Мариночка, ну успокойся, родная. Не на улицу. Я помогу с квартирой, первый взнос внесу, — Виктор Иванович старался говорить мягко, но дочь не желала слушать.
— Первый взнос! Да ты хоть понимаешь, сколько сейчас стоит жилье? Ты знаешь, какие проценты по ипотеке? А Вадику, значит, весь дом? Бесплатно? За красивые глаза?
— Он мой сын, Марина.
— А я, значит, не дочь? — голос Марины дрогнул. — Я двадцать лет была для тебя дочерью, а теперь вдруг перестала?
Виктор Иванович обреченно вздохнул и опустился на диван. Этот разговор повторялся уже в третий раз за неделю. И каждый раз — одно и то же. Крики, слезы, обвинения.
— Мариш, ну пойми ты наконец. Вадим с женой и двумя детьми ютится в однокомнатной квартире. У них третий на подходе. А у тебя с Костей своя трешка.
— Съемная! — перебила Марина.
— Но все же не однушка. И потом, я же не отказываю тебе в помощи. Просто дом… Знаешь, я его строил, когда Вадька только родился. Я каждый кирпичик своими руками уложил. Всегда думал, что сыну оставлю.
— Конечно, сыну! А то, что я тебе помогала, когда ты болел? Каждый день к тебе ездила через весь город, уколы ставила, еду готовила… А Вадик где был? В своей Москве, на заработках!
Виктор Иванович устало потер глаза. Сын уехал в Москву не от хорошей жизни. Последние пять лет он старался обеспечить семью, вкалывал на двух работах. А дочь… Да, Марина ухаживала за ним после инфаркта. Но она жила в двух остановках, а не в другом городе.
— Марина, дом всегда предназначался сыну. Это решение мы с твоей мамой приняли еще до твоего рождения. Так было заведено в нашей семье.
— Ах, мама! — горько усмехнулась Марина. — Мама бы никогда не допустила такой несправедливости!
— Наоборот. Мама всегда знала, что дом отойдет Вадиму. А тебе мы планировали помочь с покупкой квартиры.
— Мама умерла десять лет назад! — в глазах Марины блеснули слезы. — А ты… ты просто хочешь от меня откупиться! Подачкой!
На пороге комнаты появилась внучка — десятилетняя Полина. Она испуганно смотрела на кричащую мать и притихшего деда.
— Мам, ты чего кричишь?
Марина резко обернулась и сбавила тон:
— Иди в комнату, Полина. Взрослые разговаривают.
Девочка помедлила, но послушно удалилась. Марина тяжело опустилась в кресло.
— Знаешь что, пап. Я все поняла. Всегда Вадим был для тебя важнее. Всегда ему — лучшее, а мне — что останется. Не хочешь по-хорошему делить наследство — будем через суд. Я свою долю получу, не сомневайся.
Виктор Иванович похолодел. До сих пор дочь не угрожала судом.
— Мариночка, ну зачем же так… Я ведь еще жив. Какое наследство?
— А то ты не понимаешь! Я знаю, что вы с Вадимом уже все оформили. Он мне сам проговорился. Дарственную составили, да? Чтоб меня обойти?
Старик промолчал. Действительно, месяц назад он подписал дарственную на дом. Вадим настоял. Сказал, что так будет меньше проблем потом, когда… Виктор Иванович прогнал мрачные мысли.
— Я поступил так, как считал правильным, — твердо сказал он. — И я помогу тебе с жильем, обещаю. Но дом останется Вадиму.
Марина рывком поднялась.
— Ну, знаешь… — она не договорила, схватила сумку и выскочила из комнаты.
— Полина! Собирайся, мы уходим!
Внучка появилась через минуту, виновато улыбнулась деду.
— Не обижайся на маму, дедуль. Она просто устала.
Виктор Иванович через силу улыбнулся в ответ и погладил девочку по голове.
— Иди, солнышко. Маму не стоит заставлять ждать.
Когда хлопнула входная дверь, старик тяжело поднялся и подошел к окну. Марина, держа дочь за руку, быстро шагала по дорожке к калитке. У самого выхода обернулась, словно почувствовав взгляд отца, но тут же отвернулась и дернула калитку.
Виктор Иванович с тоской смотрел вслед дочери и внучке. Неужели Марина права? Неужели он был к ней несправедлив? Дети должны быть равны для родителей, но вот имущество… Имущество всегда доставалось сыновьям. Так повелось. В их роду дома наследовали мужчины. Дед, отец, он сам… Теперь Вадим.
Дочек выдавали замуж, давали приданое. Они уходили в другие семьи. А сыновья продолжали род, несли фамилию, заботились о родителях в старости. За это им и доставался отчий дом.
Телефонный звонок вырвал Виктора Ивановича из размышлений. Вадим.
— Пап, ты как там? — голос сына звучал бодро. — Мы в пятницу приедем, как договаривались. Леночка уже почти собрала вещи, детей подготовила к переезду.
— Да-да, сынок, — старик прокашлялся. — Все хорошо. Жду вас.
— А Маринка заезжала? Ты сказал ей?
— Да, сказал… — Виктор Иванович замялся. — Она не очень хорошо восприняла новость.
— Я так и знал! — в голосе Вадима послышалось раздражение. — Она же всегда была жадной. Что, опять сцену закатила?
— Вадим, не говори так о сестре. Ей тоже непросто. С Костей они не очень ладят, денег вечно не хватает…
— У кого их хватает? — перебил сын. — Я вот тоже не купаюсь в золоте. Но я хотя бы работаю, а не ною постоянно!
— Марина тоже работает, — мягко возразил отец.
— Три дня в неделю в этой своей библиотеке? Это не работа, а так… Ладно, пап, ты главное не переживай. Все будет хорошо. Ты правильно решил с домом. Я о тебе позабочусь, обещаю.
Виктор Иванович невесело усмехнулся. За последние годы забота сына выражалась в редких звонках и еще более редких визитах. Хотя, если быть честным, Вадиму действительно приходилось нелегко. Жена, двое маленьких детей, третий на подходе, тяжелая работа…
— Конечно, сынок. Я знаю.
После разговора с сыном на душе стало еще тяжелее. Виктор Иванович медленно прошел на кухню, поставил чайник. Старый дом скрипел половицами, словно ворчал на хозяина. За окном начинало темнеть. Осень в этом году выдалась ранняя, холодная.
Снова зазвонил телефон. На этот раз Марина.
— Пап, — голос дочери звучал глухо, — извини за сцену. Я перегнула палку.
— Ничего, доченька. Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. И я не понимаю. Просто… просто мне обидно. Знаешь, я ведь всегда считала, что мы с Вадькой для тебя одинаково дороги. А теперь выясняется, что это не так.
— Марина, вы оба мои дети, и я вас одинаково люблю, — Виктор Иванович почувствовал, как к горлу подкатывает ком. — Но дом… дом всегда предназначался сыну. Это традиция.
— Традиция, — эхом отозвалась Марина. — Знаешь, какое сейчас время на дворе? Двадцать первый век! Какие традиции? Равноправие должно быть.
Виктор Иванович не нашелся с ответом. Марина помолчала и продолжила уже спокойнее:
— Ладно, пап. Я подумала и решила… решила не подавать в суд. Это глупо. Мы же семья. Но и к тебе я больше не приду. Не смогу. Слишком больно.
— Мариночка, ну что ты…
— Нет, пап. Я все решила. Полину будешь видеть, если захочешь. Я не стану запрещать. Но сама… сама я не приду.
Виктор Иванович почувствовал, как по щеке скатилась слеза.
— Дочка, ну пойми…
— Прощай, папа.
В трубке раздались короткие гудки. Виктор Иванович долго сидел, не шевелясь, с телефоном в руке. За окном окончательно стемнело. Чайник давно вскипел и остыл. В доме стало совсем тихо.