– Ну здравствуйте, родные! – Анна Алексеевна семенила ногами, расставляя на старом деревянном столе пирожные с клубничным кремом. – И чай покрепче заварим, или сразу самогон накатаем?
– Мама, расслабься… – Олечка, хихикая, устроилась в стуле. – Хотя ладно… В два не повредит.
– Вот это дочка! – ликовала Анна Алексеевна. – Целые пять месяцев без мамы.
Иван Семёнович, отец Олечки, стоял у окна, перебирал фотоальбомы. Вадим же, сидя между невесткой и родителем, молчал, надеясь не быть замеченным. Дубровка, мелкий городишко, где поменять плёнку в проекторе дороже, чем купить новый, встретила их шумными объятиями и слезами радости.
– Мам, привезла тебе веники! – Олечка захлопала глазами, раскрывая сумку.
– Но сколько же… – Анна Алексеевна радостно терла ладони. – Вадим, ты смотри-ка! Да ты еле ел в дороге!
– Всё нормально, тут только моя жена на меня давит. Мол, похудай для платья.
– Вот он, умник! – Анна Алексеевна треснула его кулаком. – А ты сам-то, Иван Семёнович, худеть не собираешься?
– Не-а. Народив-то да, наверное, срочно худеть не стану. Но потом – расчётный час.
– Вот вы, мужики, всегда… – покачала головой Анна Алексеевна, направляясь на кухню. – Сейчас самогон принесу!
Вадим незаметно шепнул Олечке:
– Съешь хоть полом, а? С комплексом себе не лучше.
– Мам, ну, ну, – фыркнула Олечка. – Вадиму только раз отдохнуть надо. Он же с работы почти на ходу!
– На ходу? А я вот, по-моему, охота, чтобы на кураже был. Пойдём, сыном займёмся, он на лодке стоит! – закричал Иван Семёнович.
– Но, пап, Вадим же… – начала Олечка.
– Пойдём, как обещал! – Вадим даже подмигнул, хотя думал: “Наконец-то спасение от самогонной атаки!”
– Ой, да что вы! – Вернувшись с бутылкой, Анна Алексеевна рассаживала рюмки. – Тогда, может, мне с ними две связочки на куклы свяжу?
– Мам, у меня какие планы? С женой идти на куклы вязать, – учти.
– Куклы? – подняла брови Вадим. – Я думал, вы в Дубровке бы драки в бани устраивали.
– Не, с банными драками затишок. Теперь Ивану, к сожалению, деревенская борьба уже тяжеловата.
Сидели, пили. Вадим замечал, как Олечка ласково молчит, как Иван старается не затевать философский разговор о грибах, и как Анна Алексеевна то и дело вспоминает, как Олечка в школе стихи читала.
– Помнишь, в пятом классе, когда подкараулила у амфитеатра, чтобы стихи попрочитать? – подGrabила Анна Алексеевна.
– Ага, мама, помню, мне кашель удавили, что-кто же…
– Ты проиграла!
– Нет, я молчать была не обязана.
– Не понимаешь, сыночек! В Дубровке, если не выиграл, то сравняли с нуля.
Вадим понял: лучше молчать. Пока губы не чесал.
Он помнил, как Олечка, молодая и жизнерадостная, приезжала в дом на берёзовой мёдной глиняной посуде. Как она с мамой учила куплеты народных песен, которые теперь почему-то все замерли в самогон.
– Но вот, пролетел год, подрастает… – сказала Анна Алексеевна, наливая.
– Так-то… Заводить любим мы всё, но, понимаешь, Олечка ужасно врет про своё здоровье.
– Врачи, что ли, ей только глазки закрывали? – спросил Иван Семёнович.
– Ни в коем случае, – ответил Вадим. – Но Олечка в последнее время…
– Ты виртуальная бабушка, сыночек. Начнёшь – не остановишь.
Под вечер Иван увёл Вадима на лодку. Мол, разговор мужской. Правда, лодку сшибли мимо острова, где Олечке всерьёз запрещали брать, но всё равно, к вечеру они вернулись с рыбой.
– А у нас в Дубровке поймать окуня – это как выиграть государственную премию, – улыбнулся Вадим.
– Ну и пошел ты, – Иван криво усмехнулся. – Только поймали три штуки, и та Анна Алексеевна в ужасе.
– Так она думает, что на суп их поймали. А мы же на гриль.
На жарке, по Ивану, не зря морские духи расстаются с деньгами. Вадим понял, что в России для поднятой драки нужен не только смысл, но и костёр.
– Ну, как, мама, теперь нам пойти на сцену с песнями? – сказал Иван, открывая дверь.
– Иван! – Анна Алексеевна метнулась к стулу. – Сейчас же Любиша приедет, моя ученица! Ей я научу, как это делается.
Вадим молчал, но сжал руку Олечки: она плакала.
– Мам, прости… – шепнула она.
– Иди, иди, дочка. Сейчас придумаем.
В ту ночь, оставшись на постели в маленькой комнатке, Вадим не мог спать.
– Прости, Олечка, – прошептал он.
– Всё нормально. Просто… она от меня не отстала.
– Всё наладится. Ей нужно понять, что мы всё делаем правильно.
– А я уже понимаю? – Олечка улыбнулась, но слёзы всё равно катились.
Утром вышла Анна Алексеевна с наполовину сыроваренными ближами:
– Кто такую лень велику?!
– Ну, я бы, конечно, помог… – Вадим нахмурился.
– Ой, ты молодой, посиди. Это вот Олечка, она увлекалась.
– Я тут вообще ни при чём.
– Вот и ладно. Всё равно не лишен.
Но к обеду между Анной Алексеевной и Вадимом всё уладилось. Правда, теперь он понял: в Дубровке, чтобы выжить, нужно уметь совмещать разные мемы, но главное – налить зал и не сволочь.
Когда поезд заберет их обратно, в Москве, кажется, все пройдет. Но Вадим всё равно вспоминать будет, как там, в Дубровке, лилась самогонка, как Олечка смеялась сквозь слёзы, и как Анна Алексеевна, наконец, сказала:
– Мама, пусть будет. Родились – и будет.