Сыну дом, дочери обида
— И что теперь? Ты так просто отдашь ему дом? А я? Что мне с детьми, на улицу выметаться? — Анастасия вскочила с кресла, лицо ее покраснело от злости.
— Анюта, успокойся. Я помогу тебе с квартирой, вложу первый взнос, — Иван Петрович старался говорить мягко, но дочь не желала слушать.
— Первый взнос! Да ты хоть понимаешь, сколько стоит жилье в эти времена? А Андрюке — целый дом? Бесплатно?
— Он мой сын.
— А я, значит, не дочь? — голос Анастасии дрогнул. — Двадцать лет я для тебя была дочерью, а теперь вдруг стала незнатной?
Иван Петрович обреченно вздохнул и опустился на диван. Этот разговор повторялся уже в третий раз за неделю. И каждый раз — одно и то же. Крики, слезы, обвинения.
— Анька, пойми наконец. Андрей с женой и двумя детьми живут в однушке. У них третий на подходе. А у тебя с Сергеем своя трешка.
— Съемная! — перебила Анастасия.
— Но хотя бы не однушка. И потом, я не отказываю в помощи. Просто дом… Я его построил, когда Андрей родился. Каждый кирпич — своими руками. Всегда думал, что отец оставлю сыну.
— А то, что я ухаживала за тобой, когда ты болел? Каждый день ездила из Тулы, уколы ставила, еду готовила… А Андрюка где был? На заработках в Москве!
Иван Петрович устало потер лоб. Сын уехал не от хорошей жизни. Последние пять лет он обеспечивал семью, вкалывал на двух работах. А дочь… Да, Анастасия помогала после инфаркта. Но жила в двух остановках, а не в другом городе.
— Анастасия, дом всегда предназначался сыну. Это решение мы с твоей матерью приняли еще до твоего рождения. Так было заведено в нашей семье.
— Ах, мама! — горько усмехнулась Анастасия. — Мама бы не допустила такой несправедливости!
— Наоборот. Мама всегда знала, что дом отойдет Андрею. А тебе мы планировали помочь с покупкой квартиры.
— Мама умерла десять лет назад! — в глазах Анастасии блеснули слезы. — Ты… ты хочешь от меня откупиться! Подачкой!
На пороге комнаты появилась внучка — десятилетняя Таня. Увидев кричащую мать и притихшего деда, она испуганно спросила:
— Мам, ты чего кричишь?
Анастасия резко обернулась и сбавила тон:
— Иди в комнату, Танюшка. Взрослые разговаривают.
Девочка помедлила, но ушла. Анастасия тяжело опустилась в кресло.
— Значит, пап, ты так решил — обо мне и не вспоминать? Старики всегда говорили: уравнительная справедливость. А ты… будем через суд. Я свою долю получу.
Иван Петрович похолодел. До сих пор она не угрожала. Он повернулся к окну. Мимо пробежала кошка — черная, как в украинской сказке, — и скрылась за забором соседней дачи.
— Анька, зачем… Я же еще жив. Какое наследство?
— А то ты не понимаешь! Андрей мне сам сказал — дарственную составили. Чтоб меня обойти?
Старик промолчал. Действительно, месяц назад он подписал документ. Андрей настоял. Сказал, что так будет меньше проблем потом, когда… Иван Петрович прогнал мрачные мысли.
— Я поступил так, как считал правильным. И помогу тебе с жильем, обещаю. Но дом останется Андрею.
Анастасия вскочила:
— Ну, знаешь… — она не договорила, схватила сумку и выскочила. — Таня! Собирайся, мы уходим!
Внучка появилась через минуту, виновато улыбнулась деду:
— Не обижайся на маму, дедуль. Она просто устала.
Иван Петрович через силу улыбнулся и погладил девочку по голове:
— Иди, солнышко. Маму не стоит заставлять ждать.
Когда хлопнула дверь дачи, он подошел к окну. Анастасия с Таней несли сумки к отцовскому УАЗу. У порога она обернулась, словно чувствуя взгляд отца, но быстро опустила глаза и закрыла ворота.
Всю дорогу он смотрел вслед. Неужели права? Неужели был к ней несправедлив? Дети должны быть равны… А имущество — завещается сыновьям. Как в пушкинской сказке: только мальчики дают имя роду. Дочка — приданое, уходит в другой дом.
Телефон разорвал молчание. Андрей.
— Пап, ты как? — голос сына звучал бодро. — Мы в пятницу приедем. Лена почти собрала вещи, детей готовит.
— Да-да, хорошо. Жду вас.
— А Анастасия заезжала? Ты сказал ей?
— Да… Не очень хорошо приняла.
— Я так и знал! Она же всегда была жадной. Снова сцену закатила?
— Андрей, не говори так о сестре. У них с Сергеем не складывается…
— У кого его складывается? — перебил сын. — Я же сам не в силах, а не ною! А она три дня в неделю в библиотеке — это не работа, а так… Ладно, пап, ты главное не переживай. Все будет хорошо. Ты правильно решил с домом. Я за вас обоих позаботюсь.
Иван Петрович невесело усмехнулся. В последние годы зрелые сыновья редко вспоминали о родителях. Хотя, если быть честным, Андрею действительно было трудно: Лена, три ребенка, тяжелая учеба, работа…
— Конечно, сынок. Я знаю.
После разговора на душе стало еще тяжелее. Он прошел на кухню, поставил чайник. Старый дом скрипел, как его сосед — дедушка с тридцати лет назад. За окном начинало темнеть. Осень в Туле выдалась ранней, холодной.
Снова зазвонил телефон. Анастасия.
— Пап, — голос дочери звучал глухо. — Из-за сцены извини. Перегнула палку.
— Ничего, — сказал он. — Я понимаю.
— Нет, не понимаешь. Просто мне обидно. Я ведь всегда считала, что мы с Андречком для тебя одинаково. А теперь…
— Анастасия, вы оба мои дети, одинаково люблю, — почувствовал ком в горле. — Но дом… Это традиция.
— Традиция, — эхом переспросила она. — Ты же знаешь, какое сейчас время. Равноправие, как говорится.
Иван Петрович не нашелся с ответом. Анастасия помолчала и добавила спокойнее:
— Ладно. Я решила — не подавать в суд. Это глупо. Но к тебе… больше не приду.
— Анька, ну что ты…
— Нет. Тебя больше не увижу. Просто…
— Прощай, папа.
Гудки. Он долго сидел, не шевелясь, с трубкой в руке. Чай давно остыл. В доме стало тихо, как в той же сказке, где старый богатырь остается один.
Следующие дни прошли в хлопотах. Андрей привез семью, и дом наполнился детской суетой. Вечерами они собрались за чайным столом. Лена, его невестка, предлагала новые решения.
— Пап, вам хватает места? Может, привезти старые шкафы из гостиной?
— Нет, милая, у меня вещи — я более опытный, чем стены, — отмахивался старик.
Однажды вечером, когда дети спали, он решился поговорить с сыном.
— Андрей, я думаю… Может, неправильно поступил?
Сын нахмурился.
— А что с ней? Опять деньги просит?
— Нет. Просто… Может, разделить дом?
— Пап, — Андрей строго посмотрел. — Дом всегда передавался по мужской линии. Ты же сам рассказывал. И потом, нам нужен жилье. У вас семья другая.
— У Анастасии тоже семья, — тихо возразил Иван.
— Семья? — хмыкнул Андрей. — Сережа-алкоголик, да и квартира у них есть. А у нас трое детей. Это справедливо.
— А может… участок большой, можно было бы…
— Пап, все решено. Документы подписаны. Анастасия завидует. Просто завидует. Помнишь, как она закатила скандал, когда ты мне на восемнадцатилетие купил деревню?
— Но и ей потом… — начал Иван.
— Через два года. И не деревню, а просто участок. Она сама ничего не делала. Вечно хотела — да.
Иван Петрович вздохнул. Вроде правда была. Но… разве в этом ее вина?
Жизнь пошла своим чередом. Он помогал с внуками, возился в огороде. Андрей с Леной работали, обустраивали дом. Постепенно привыкал. Но мысли о дочери не оставляли.
Однажды утром, когда все разошлись, раздался стук в дверь. На пороге стояла Таня.
— Дедулька, привет! — кинулась к нему. — Я соскучилась!
— Танюшка, солнышко! — обнял. — Как ты выросла!
— Два сантиметра! — хвастливо сказала. — И стала отличницей. Хочешь дневник?
— Конечно.
Таня рассказывала о школе, о подружках. Виктор Петрович вслушивался, стараясь не пропустить ни одной детали.
— А как мама?
Таня вдруг помрачнела.
— Мама грустит. Часто плачет, когда думаюти, что я не вижу. Сережа с ней ругается.
— Сильно?
— Угу. Сережа говорит, что мы никому не нужны, а мама, что он виноват. Потом он уходит, а мама плачет. — Таня помолчала. — Еще сказала, что мы уедем.
— Куда?
— Не знаю. Мама сказала, что нашла работу в Ростове. Библиотеку закрывают.
— А Анюта с вами поедет?
— Нет. Сережа останется здесь. Они с мамой разводятся.
Это был удар. Он знал, что с Сергеем у Анастасии не складывается, но… развод?
— Дедулька, можно я к тебе на каникулы приезжать? Даже если очень далеко?
— Конечно, — обнял внучку. — Всегда рад.
Когда Таня ушла, он сидел, размышляя. Анастасия уезжает, с ребенком в чужом городе. И он, отец, ничем не помог. Наоборот, забрал последнюю надежду — дом.
Вечером, когда все собрались за чайным столом, Иван был непривычно молчалив. Андрей с Леной обсуждали работы, а он думал.
— Андрюш, поговорить надо.
— Что-то случилось?
— Анастасия разводится. И уезжает.
— Давно пора, — хмыкнул сын. — Сережа-то… полный пьяница.
— Дело не в этом, — перебил. — Хочу помочь Анастасии.
— Помочь? Как?
— Дом продать.
Андрей вскочил:
— Что?! Ты с ума сошел? Дом уже мой, дарственная!
— Дарственную отменю. Через суд проверю.
— Пап, ты… Это все из-за нее! Пришла, жаловалась?
— Нет. Пришла Таня. Рассказала про маму. Что она плачет… Что им нужен дом. Чтоб не уезжать. Чтоб видеться.
Андрей задохнулся:
— Это все Маринка! Жалуется, льет слезы, тебе голову мутит!
— Нет. Таня — твоя племянница. Это ведь ты мне говорил: родная кровь ближе.
С минуту молчали. Лена вышла из кухни.
— Андрей, может, пап прав? Анастасии сейчас труднее… У нас поддержка, а она одна.
— И ты к ней присоединилась? Мы дом ждали, а теперь… — он зло посмотрел на жену.
— У нас дом, а у нее — сожаление. Продай. Купите ей квартиру. Будет с Таней. И вдруг… — Лена оглядела семейные фото на стене. — Только не говори потом, что она всё профукает.
Андрей долго молчал, глядя в тарелку с пюре. Потом тяжело вздохнул.
— Черт с вами. Делайте, как знаете.
Тем же вечером Иван Петрович позвонил дочери.
— Анастасия, встреча. Важно.
— Пап, я занята. И не о чем.
— Речь о доме. Приходи в шесть.
Она пришла, отчего-то в черном костюме — как будто на похороны. Андрей с Леной тоже были дома.
— Проходи, — провел в гостиную. — Разговор будет серьезный.
Анастасия осторожно села, взглядом спрашивала отца.
— Продаю дом. Куплю вам с Таней квартиру.
— Что? Но дарственная…
— Отменю. Андрей согласен.
— Пап… почему?
— Потому, что вы мои дети. А я не должен выбирать.
Она закрыла лицо руками, плечи задрожали. Лена подошла и обняла.
— Всё будет хорошо.
Весной дом был продан. Вместо него две квартиры: трехкомнатная для Андрея и двухкомнатная для Анастасии. Иван переехал к дочери. Работу нашел в местной библиотеке, и даже организовал поэтический клуб для подростков.
Летом все собрались на Черное море. Сидя на пляже, смотря, как играют волейбол Лена с Анастасией, как резвятся все дети — Андрюшки и Тани — Иван Петрович думал: «А ведь почти ошибся. Но счастье — не в стенах. В тех, кто тебя любит. И в тех, кого любишь ты».
