**Неудобная дочь**
Ленка, опять свою тряпочную чепуху домой тащишь? — мать встретила её на пороге, скрестив руки.
— Это не чепуха, мам. Это бархат. Его бы выбросили…
— Так и выбросили бы! Сколько можно тебе говорить: шитьё — не работа, а баловство! Лучше бы подрабатывала. Хоть на стиралку скопили бы.
Лена промолчала. Разделась, прошла в комнату. Мать ворчала на кухне, сёстры-двойняшки Даша и Маша хихикали, уткнувшись в телефоны.
— Опять в свои тряпочки играется! — крикнула Маша.
— Невеста от Ив Сен-Лены! — добавила Даша и фыркнула.
Лена села у окна, достала из сумки синий бархат и золотистую тюль. Провела пальцами — ткань была мягкой, как речная вода. Она уже видела платье: струящееся, с открытыми плечами и асимметричным подолом. Настоящее. Волшебное.
Днём Лена трудилась на мебельной фабрике. Официально — сборщицей. Неофициально — «фабричной чудачкой»: вечно с булавками в кармане, карандашами за ухом, в халате, украшенном самодельной брошью.
— Лен, опять брошь сама мастерила? — как-то спросила Вера, старший мастер.
— Ага. Из пластиковой заглушки и бисера.
— Золотые руки. Жаль, никто не ценит.
— Ничего. Я сама знаю, чего хочу.
Лена работала быстро. После смены шла к подруге Зинке — та работала в фотостудии в торговом центре.
— Ленок, ты вовремя! Свет уже настраиваю.
— А платье готово.
На Лене — то самое, с синей бархатной юбкой. Подол струится, плечи обнажены, на талии — вышитый вручную пояс. Лена в нём не просто красива — она будто из другого мира.
Зина снимает, шепчет: «Ты как фея!». Потом выкладывает в блог.
— Хэштег какой поставить?
— #заводскаяфея, — улыбается Лена. — Всё равно в цехе шила.
Через пару дней Зина врывается к Лене на фабрику.
— Ленка! Ты не поверишь! Дизайнер из Москвы написал! Ему твоё платье в ленте попало. Хочет связаться!
— Ты серьёзно?..
— Вот! — Зина тычет в экран. — Его зовут Артём Валентин. У него шоурум, со звёздами работает. Говорит, у тебя свежий стиль, просит контакты.
У Лены кружится голова. Сердце колотится. Это… шутка? Нет. Сообщение настоящее.
— Ты совсем с ума сошла? — мать стояла в дверях, когда Лена рассказала о предложении. — В Москву? Да тебя там кинут! Вернёшься с долгами, вот и всё!
— Мам, это шанс. У меня талант, я хочу попробовать.
— У тебя обязанности! Ты не одна! Кто нам помогать будет? Ты старшая!
— Мне двадцать семь, мама. Я имею право на свою жизнь.
Сёстры фыркали, отец молчал. Потом буркнул:
— Мечты — не щи. Ими сыт не будешь.
Лена ушла в комнату. Сердце ныло. Хотелось плакать. Но она взглянула на эскизы, машинку, гору лоскутов. И поняла — поедет.
Артём Валентин встретил её на вокзале в свитере крупной вязки и кедах.
— Лена? Рад познакомиться. Пошли, работы куча.
Шоурум находился на верхнем этаже старинного особняка. Пространство залито светом, манекены, ткани, зеркала в пол. Лена будто попала в кино.
— Хочу, чтобы ты сделала капсульную коллекцию. Пять-шесть образов. У тебя чутьё на ткань. Это редкость. Вкус есть. Остальное наработаем.
— Вы уверены?..
— Тысяча процентов.
Лена кивнула. Наутро начала шить. Жила в комнате при мастерской, ела бутерброды, почти не спала. Ткани пели под её руками. Платья рождались — лёгкие, как ветер, и смелые, как мечта.
Артём смотрел, улыбался:
— Ты не просто дизайнер. Ты поэт в ткани.
Через месяц — закрытый показ. Пришли редакторы, блогеры, пара звёзд. Лена стояла за кулисами, дрожала, как осиновый лист. Но когда первое платье вышло — зал замер.
Платья были живыми. Ничего вычурного, кричащего. Только мягкий свет, тонкие линии и тепло рук в каждом стежке.
После показа к ней подошла редактор модного журнала.
— Это… чудо. Кто вы?
— Я?.. Просто Лена с фабрики.
— Нет. Вы — открытие.
Она вернулась домой через два месяца. С контрактом на стажировку в модном доме и несколькими публикациями.
Мать встретила молча. Потом сказала:
— Мы с Дашей думали, может, тебе место в соседнем цеху найдётся. Всё же, Москва — Москвой, а тут работа настоящая.
— Мам, я не возвращаюсь. Я за машинкой. За эскизами. И… попрощаться.
— Значит, семью бросаешь?!
— Я не бросаю. Просто иду вперёд. Хочу жить, а не выживать.
Сёстры молчали. Отец смотрел в пол.
— Лен… — вдруг сказал он. — Прости. Мы просто боялись, что ты потеряешься. А ты… нашлась.
Она обняла его. Собрала машинку, тетрадь с эскизами и вышла. Дверь захлопнулась — не со злобой, а с тишиной понимания.
Вечером она была в Москве. С чашкой чая. Рядом Артём, смеющийся над историей про «невесту от Ив Сен-Лены».
— Им бы сейчас на показ попасть! — хохотал он.
— Может, когда-нибудь…
— А пока ты — принцесса. Только теперь настоящая.
Лена улыбнулась. Она знала: это только начало. Но главное уже случилось.
Она вышла из цеха — и зажглась. И не погаснет.
**Запись в дневнике:**
Сегодня в мастерской снова смех, музыка, ткань в руках. Вика шьёт рядом, Артём тащит пирожные. Когда-то здесь был один стол и одна мечта. Теперь — десятки.
И я понял одну вещь: быть «неудобным» — не порок. Это значит — не гнуться. Даже если весь мир шепчет: «Согнись».
