Дом на краю леса
Арина стояла среди заросшего двора, по колено в лопухах и крапиве, и смотрела на покосившуюся избу с облезлой табличкой: «д. Лебяжье, ул. Полевая, 1». Воздух пахло хвоей, сырой древесиной и… детством.
В детстве она каждое лето гостила у бабушки Агафьи — суровой старухи с седой косой и голосом, который было слышно через три огорода. Та пекла пироги с брусникой, заваривала иван-чай, умела толковать сны и заговаривать ячмени. «Здесь леший бродит, — говорила бабка. — Но доброму человеку не страшно». Арина верила.
Сейчас ей тридцать два. И она снова здесь. После восьми лет брака с Димой, который ушёл к молодой массажистке, и работы в конторе, выпившей из неё все соки, Арина вдруг поняла: если не свалить сейчас, будет поздно. И она свернула. Прямо на просёлок.
Дом достался от бабушки. Мать грозилась продать его за гроши соседу-рыболову, но Арина упёрлась. Сказала: разберусь сама. «Чудит», — бросила мать.
В первый день Арина просто отмывала полы. С досок текла чёрная жижа, будто годы усталости растворялись в ведре. Потом чистила печь, вытирала пыль с икон, выгоняла мышей. Ночью уснула, укрывшись бабушкиным лоскутным одеялом. Во сне дом был тёплым, живым. Как будто Агафья обняла её и прошептала: «Не робей. Тут твоя земля».
Через три недели в Лебяжье нагрянули родственники: мать, тётя Глаша и двоюродный брат Женя.
— Мы тут посовещались, — начала мать, кривясь при виде скрипучего крыльца. — Раз бабка на всех одна, значит, и дом делить надо.
— Ага, — поддакнул Женя, ковыряя грязь под ногтями. — Тут можно гостевой домик срубить. Я уже контору нашёл.
Арина вытерла руки об подол и вышла на крыльцо.
— С приездом. Только гостевого домика не будет. Дом бабушка на меня записала. Документы у юриста.
— Арин, не упрямься! — взвизгнула тётя. — Ты же одна-одинёшенька, а у Жени семья! Ему нужнее!
— У Жени, если верить слухам, два кредита и алименты. Это его дело. А дом — мой. Точка.
— Ну смотри ты! — фыркнула мать. — Живёшь тут, как кикимора, а на родных руку замахиваешься!
— Руку замахивались вы, когда мне в девять лет за лишний кусок пирога по губам надавали, — холодно бросила Арина. — А теперь — не затруднит, покиньте мои владения.
Родня ушла, хлопнув калиткой. Женя, уезжая, специально снёс забор углом машины.
В ту ночь, когда Арина уже засыпала, под полом что-то скрипнуло. Потом ещё раз. Будто кто-то ходил в подполе.
Она спустилась с фонариком. Щель между досками в чулане была шире обычного, и луч света выхватил что-то блестящее. Арина приподняла половицу. Под ней — завёрнутый в клеёнку ящик.
В ящике — пачка писем. Бабушкиных. Некоторые — на её, Аринино, имя.
«Если читаешь — значит, осталась. Я знала, ты вернёшься. Здесь твоя сила. Помни: этот дом — твоя земля, твоя кровь и твоя правда. Хватит ли мужества быть собой? Только не бойся. Ни леса, ни людей. Люди — хуже».
Письма оказались дневником. Бабушка писала о снах, о духах, что навещали её, о родне, которую терпела, но не любила. И — о женщине по имени Вера, с которой жила когда-то в пятидесятые. «Мы звались подругами. Тогда иначе нельзя было». Арина читала, и сердце сжималось. Неужели бабушка…
Через неделю в деревню приехала бригада: рыжая женщина с татуировками, коренастый мужик в резиновых сапогах и два парнишки.
— Привет, я Таня, — представилась рыжая. — Реставрируем старые избы. Ты писала про конопатку? Мы берёмся.
Арина кивнула. Эти люди ей сразу понравились. Они ставили палатки за домом, смеялись, жарили на костре картошку. В один из вечеров Арина прочла вслух бабушкины письма. Все слушали, затаив дыхание.
— Чёрт, — пробормотал коренастый, — да это ты так читаешь, а слышно её, бабку твою. Словно она тут, за плечом.
— Она и тут, — усмехнулась Таня. — Мы же в Лебяжьем. Здесь стены между мирами — паутинка.
На следующий день приехал Женя. Один. С бутылкой.
— Поговорить, — сказал с крыльца. — Можно?
Арина нехотя разрешила. Он сел у печи, огляделся, вздохнул.
— Не злись. Мать меня подначила. Мне-то не надо. Да и фиг его знает… сам не разберусь, чего хочу. Город достал. Работа — дерьмо. Жена сбежала. А ты хоть счастлива?
Арина налила чаю. Женя поднёс кружку к лицу — и вдруг разрыдался.
— Я ведь тоже тут бывал. Летом. Бабка мне пирожки пекла. А мне казалось — не любит. А теперь… я даже не попрощался.
Арина молча достала с полки бабушкин альбом. На фото — Женя лет семи с пригоршней морошки.
— Она всех любила. По-своему. Только решай: ты мне брат или мародёр?
Женя ушёл. Бутылку оставил.
Осень в Лебяжьем началась с заморозков. Трава побелела, в лесу затихло. Дом был почти готов. Арина уже пекла пироги. Заходили соседи. Иногда приезжали те, кто читал её блог: «Как начать с нуля среди крапивы и печки». Она писала о доме, письмах, бабушке. И однажды получила комментарий:
«Здравствуйте. Я — внучка Веры. Можно приехать?»
Приехали. Женщина лет пятидесяти с короткими волосами и её дочь. Привезли фото: бабушка Агафья и Вера — у этого же дома. Смеются.
— Она часто вспоминала вашу бабушку, — сказала женщина. — Говорила, что это была её настоящая семья. Мечтали уехать, но не получилось. Жили, как могли. А перед смертью Вера просила найти этот дом. САрина сжала письма в руках и, глядя на старый дом, где теперь поселились новые жизни и старые воспоминания, поняла, что это не конец, а только начало её настоящей истории.
