— Я уезжаю, пап, — голос Кати дрожал, но глаза горели упрямством. Она стояла в дверях их хрущёвки, сжимая телефон, словно талисман. На её ветровке блестела значок с надписью «Мечта». — К тёте Ире. В Москву. Там хоть жизнь кипит.
Иван застыл, держа кружку с остывшим чаем. Его дочь, его Катя, смотрела на него, будто он чужой. За окном шумел вечерний Екатеринбург — гудки машин, крики ребятишек с дворовой площадки, — но в груди у него было тихо, как перед грозой.
— Уезжаешь? — переспросил он, сдерживая дрожь в голосе. Пальцы сжали кружку так, что костяшки побелели. — И что, думаешь, там легче? Без меня?
— А что тут? — Катя фыркнула, откидывая чёрные волосы. — Ты всё в прошлом застрял. С мамой. С этим своим автобусом. Мне шестнадцать, пап, а я как в клетке!
Она развернулась и хлопнула дверью. Звук эхом прокатился по квартире. Иван поставил кружку, чувствуя, как сердце сжимается. Он знал: Катя права — он цеплялся за воспоминания, как утопающий за соломинку. Но отпустить её? Не хватало сил.
***
Утро в их панельке на окраине пахло кофе, подгоревшими гренками и машинным маслом с автобазы. Иван проснулся в пять, как всегда, чтобы успеть на первый рейс. Его старенький «ЛиАЗ», выцветший под солнцем, ждал в депо. Работа водителем была рутиной, но надёжной — как стук сердца. Она держала его на плаву после смерти Ольги, жены, шесть лет назад.
— Кать, подъём, в школу опоздаешь! — крикнул он, помешивая яичницу на сковороде. По радио бубнил шансон. В ответ — тишина. Катя всё реже с ним разговаривала, прячась за наушниками.
— Пап, я сама, — буркнула она, появляясь на кухне. Школьная юбка помята, кроссовки развязаны, рюкзак болтался на плече. — Опять всю ночь в гараже пропадал?
— Трансмиссию ладил, — Иван пожал плечами, протягивая тарелку. — Ешь, а то до обеда скиснешь.
— Не хочу, — Катя закатила глаза, но бутерброд взяла. Она была вылитая Ольга — те же карие глаза, тот же упрямый подбородок. Порой Иван смотрел на неё и видел жену, смеющуюся в их первой однокомнатной, когда они только поженились. Но Ольгу забрал рак, оставив его с девятилетней Катей и пустотой, которую нечем было заполнить.
— Пап, я сегодня поздно, — бросила Катя, направляясь к двери. — Проект доделываем, потом с Дашкой гулять.
— Ладно, только позвони, — он вытер руки полотенцем. — И не задерживайся.
— Да знаю, — фыркнула она, оставив запах клубничного геля для душа.
Иван вздохнул, допил кофе и пошёл в депо. Его автобус, прозванный «Дедушкой», был ему родным — запах солярки, скрип сидений, привычные лица пассажиров. Но Катя ненавидела его. «Пап, он как ты — старый и скучный», — бросила она однажды, и это ранило сильнее, чем он ожидал.
***
Всё началось давно. В двадцать он впервые увидел Ольгу — она спорила с кондуктором на остановке, в лёгком ситцевом платье, с растрёпанной косой. Иван, тогда практикант, открыл дверь и ухмыльнулся.
— Заходи без билета, — подмигнул он. — Только не ори на весь микрорайон.
— Я не ору, — фыркнула Оля, но щёки порозовели. — Ты всегда так балуешь пассажирок?
— Только красивых, — рассмеялся он, и она засмеялась в ответ.
Оля учила детей музыке, играла на гитаре и пела — от «Кино» до Цоя. Мечтала о путешествиях, о доме у леса, где Катя будет бегать босиком. Иван обещал, но жизнь распорядилась иначе. Катя родилась, когда им было под тридцать, и Оля светилась от счастья, напевая колыбельные. Потом — диагноз, больницы. Он держал её руку до конца, но этого оказалось мало.
— Береги Катю, — прошептала Оля в палате, где пахло хлоркой. За окном моросил дождь. — И себя, Ваня. Живи.
— Обещаю, — ответил он, но слёзы душили. Как жить без неё?
После похорон Иван ушёл в работу. Автобус стал убежищем — там не надо было думать. Катя росла, но между ними вырастала стена. Она злилась на его молчание, на то, что он не мог отпустить маму. А он не умел объяснить, что боится потерять и её.
***
Тем вечером Иван вернулся раньше, с пакетами — гречка, молоко, Катины любимые сырки. Она была в комнате, дверь приоткрыта. Он хотел позвать её ужинать, но замер, услышав разговор.
— Да, тётя Ира, я серьёзно, — голос Кати резал, как нож. — Я хочу в Москву. Папа… он как робот. Вечно в своём автобусе, с мамой в голове. Я здесь задыхаюсь!
Иван отступил, будто получил удар в грудь. Катя хочет уехать? Он прошёл на кухню, сел и уставился в стену. Воспоминания нахлынули: они с Катей, ещё малышкой, ездили на озеро. Оля пела, Катя хохотала, а он чувствовал себя счастливым. Когда всё стало чужым?
Наутро он решился. Катя важнее его страхов. Он позвонил другу Вите, механику из гаража.
— Поможешь «Дедушку» подлатать? — спросил Иван, чистя картошку. — Хочу Катю свозить… как раньше.
— Ого, сентиментальность? — засмеялся Витек. — Ладно, за пару дней сделаем. Ты уверен? Она же твой автобус ненавидит.
— Уверен, — Иван сжал телефон. — Это мой последний рейс.
***
Неделю Иван готовился. Взял отпуск, с Витей починил двигатель, вымыл салон, повесил занавески, которые шила Оля. Нашёл старый магнитофон с её записями. Катя ничего не знала — приходила, хлопала дверью и включала музыку.
В субботу утром он постучал в её комнату. Катя листала соцсети, наушники на шее.
— Кать, поехали за город, — сказал он. — На ав— Только если без твоих древних кассет, — буркнула Катя, но в глазах мелькнуло что-то теплое, и Иван понял, что потерянное время можно вернуть, если не бояться ехать вперёд, даже на старом автобусе.
