**Неудобная дочь**
— Лелька, опять свою тряпочную дребедень в дом тащишь? — буркнула мать, встречая дочь на пороге.
— Это не дребедень, мам. Это бархатные лоскуты. Их бы всё равно выкинули…
— Вот и выкинули бы! Сколько можно повторять: шитьё — не работа, а баловство! Лучше бы подрабатывала. Может, хоть на новую стиралку скопили бы.
Лёля промолчала. Сняла куртку, прошла в комнату. Мать ворчала на кухне, сёстры-двойняшки Даша и Таня хихикали, уткнувшись в телефоны.
— Опять в свои тряпочки играется! — крикнула Таня.
— Невестушка Ив-Сен-Лёля! — добавила Даша и фыркнула.
Лёля села у окна, достала из сумки кусок синего бархата и золотистой тюли. Провела пальцами — ткань была мягкой, как речная вода. Она уже видела это платье: струящееся, с открытыми плечами и неровным подолом. Настоящее. Волшебное.
Днём Лёля работала на мебельной фабрике. Официально — сборщицей. Неофициально — «местной чудилой»: вечно с булавками в кармане, карандашами за ухом, в рабочем халате, украшенном самодельной брошкой.
— Лёль, опять сама брошку делала? — как-то спросила Вера, старший мастер.
— Ага. Из пластиковой пробки и бисера.
— Золотые руки. Жаль, никто не ценит.
— Ничего. Я и сама знаю, чего хочу.
Лёля работала быстро. После смены она шла к подруге Зойке — та трудилась в фотоателье в торговом центре.
— Лёль, ты как раз вовремя! Свет уже настроила.
— Платье готово.
На Лёле — то самое с синим бархатным подолом. Ткань струилась, плечи открыты, на талии — пояс с ручной вышивкой. В этом наряде она была не просто красива — будто из другой реальности.
Зойка фотографировала, шептала: «Ты как фея!». Потом выложила снимки в блог.
— Хэштег какой поставить?
— #фабричнаяфея, — усмехнулась Лёля. — Всё равно в цеху шила.
Через пару дней Зойка ворвалась к Лёле на фабрику.
— Лёль! Срочно! Дизайнер из Питера написал! Увидел твоё платье в ленте. Хочет связаться!
— Ты что?.. Серьёзно?
— Вот! — Зойка тыкнула в экран. — Его зовут Артём Власов. У него бутик, со звёздами работает. Говорит, у тебя свежий взгляд, просит контакты.
У Лёли закружилась голова. Сердце колотилось. Неужели правда?
— Ты совсем рехнулась? — мать стояла в дверях, когда Лёля рассказала о предложении. — В Питер? Да тебя там обдерут! Вернёшься с долгами!
— Мам, это шанс. У меня есть талант, я хочу попробовать.
— У тебя обязанности! Ты не одна! Кто семье помогать будет? Ты старшая!
— Мне двадцать семь, мама. Я имею право на свою жизнь.
Сёстры фыркали, отец молчал. Потом пробурчал:
— Мечты кашей не накормишь.
Лёля ушла в комнату. Сердце ныло. Хотелось плакать. Но она взглянула на эскизы, на машинку, на лоскуты. И поняла — поедет.
Артём Власов встретил её у вокзала в свитере с косой вязкой и кедах.
— Лёля? Рад познакомиться. Пойдём, работы — море.
Бутик располагался в старом особняке. Светлые стены, манекены, ткани, зеркало в пол. Лёля будто попала в сказку.
— Хочу, чтобы ты создала капсульную коллекцию. Пять-шесть образов. У тебя чутьё на ткань. Это редкость.
— Вы уверены?..
— Абсолютно.
Лёля кивнула. Наутро взялась за работу. Жила при мастерской, ела бутерброды, почти не спала. Ткани оживали в её руках. Платья рождались — лёгкие, как облака, и смелые, как её мечты.
Артём улыбался:
— Ты не просто дизайнер. Ты — поэт ткани.
Через месяц состоялся закрытый показ. Пришли редакторы, блогеры. Лёля стояла за кулисами, дрожала, как лист. Но когда первое платье вышло — зал замер.
Ничего вычурного, никакой фальши. Только чистота линий, тепло рук в каждом стежке.
После показа к ней подошла редактор модного журнала:
— Это… невероятно. Кто вы?
— Я?.. Просто Лёля с фабрики.
— Нет. Вы — открытие.
Через два месяца она вернулась домой. С контрактом на стажировку в модном доме и публикациями.
Мать встретила её молча. Потом сказала:
— Мы с Таней думали, может, место в соседнем цеху найдётся. Всё-таки в Питере — ветер в голове, а тут работа настоящая.
— Мама, я не остаюсь. Забрать машинку, эскизы. И… попрощаться.
— Бросаешь семью?!
— Не бросаю. Просто иду вперёд. Хочу жить, а не выживать.
Сёстры молчали. Отец смотрел в пол.
— Лёль… — вдруг сказал он. — Прости. Мы боялись, что ты пропадёшь. А ты… нашла себя.
Она обняла его. Собрала вещи, вышла. Дверь закрылась — не со злобой, а с тишиной понимания.
Вечером она была в Питере. С чашкой чая. Рядом Артём, смеющийся над историей про «невестушку Ив-Сен-Лёлю».
— Вот бы им на показ попасть!
— Может, когда-нибудь…
— А сейчас ты — принцесса. Настоящая.
Лёля улыбнулась. Она знала: это начало. Но самое важное уже случилось.
Она вышла из цеха — и зажглась. И больше не погаснет.
Прошло полгода. Лёля — теперь Лена Власова — вела мастер-класс в дизайн-школе. Перед ней сидели девчонки: кто с огнём в глазах, кто с сомнением.
— Помните, мода — это не просто одежда. Это ваш голос. Если говорят, что вы не подходите — значит, они просто не видят.
После лекции к ней подошла девочка с розовыми волосами:
— Лена, спасибо. Я думала, мне тут не место. Нет денег, связей. Только старая машинка да любовь к ткани.
— Этого хватит, — улыбнулась Лена. — Я начинала на фабрике. С лоскутами. Главное — не сдавайся.
Она верИ когда та девочка однажды пришла к ней с первым собственным платьем, Лёля увидела в её глазах тот же огонь, что когда-то зажёгся в ней самой.
