В щель между прутьями забора просовывается худенькая рука, тянется к спелой клубнике. Я делаю вид, что не замечаю, пропалываю грядки.
— Здравствуйте, тётя Галя! — звенит тонкий голосок Алёши.
— Привет, зайка, — улыбаюсь я. — Заходи, поможешь ягоды собрать.
Забор давно покосился, я слегка приподнимаю его, и ко мне во двор забегает мой Ангел — так я зову Алёшу. Вслед за ним, тяжело сопя, протискивается огромный пёс Барбос, он чуть ли не вдвое больше хозяина. Ставлю на середину грядки большую миску. Алёша собирает самые крупные ягоды. У него светлые волосы, голубые глаза, лопатки торчат, будто крылья. Оттого и прозвище — Ангел. Ему пять, он любопытный и добрый.
— Алёш, а чего мама утром сердилась?
— Да так… хотела табуретки покрасить, а я банку уронил, — отвечает мальчик. — Хотел Барбосу будку разукрасить, да не удержал.
— Ничего страшного. Сейчас чай попьём, новую краску купим.
Мой Ангел без напоминаний моет руки и садится за стол. Любит сидеть у окна. Выбирает клубнику с молоком и тёплую сдобную булочку. Верхняя губа у него вся в сахарной пудре — будто усы. На коврике у дверей лежит Барбос. Он здесь частый гость, знает порядки и терпеливо ждёт угощение. Сегодня ему досталась сырник. Пёс с обидой смотрит на одинокую оладушку, потом переводит взгляд на нас, будто спрашивает: «И это всё?» Мы смеёмся, и я ставлю перед ним миску супа. Барбос мгновенно прощает нас и принимается за еду.
Через час втроём возвращаемся из магазина с банками краски — белой и зелёной. Солнце палит, небо ясное. Забегаю домой, переодеваюсь, складываю в пакет оставшуюся клубнику и булочки. На крыльце Алёшиного дома сидит его бабушка. Она ослепла два года назад. Мой Ангел аккуратно поправляет ей платок, заправляет выбившуюся прядь. Кладу старушке на колени чашку с ягодами — знаю, любит.
На веранде вместе красим табуретки, потом — будку Барбоса. Теперь она зелёная. Алёша доволен, пёс равнодушно зевает.
С работы возвращается Ольга, мама мальчика. Хвалит сына, зовёт всех за стол. Алёша берёт бабушку за руку, ведёт в дом. Потом кормит её гречневой кашей, терпеливо и аккуратно. Чай она пьёт сама, с вареньем. По дому передвигается уверенно — знает, где какая доска скрипит. Ольга работает в кафе у трассы, до дома — два километра. Если вечерняя смена, приходит поздно. На сына и надежда.
Смотрю на Алёшу — он уплетает кашу с маслом, выпивает сладкий чай и бежит смотреть мультики. Он ещё ребёнок, но уже мужчина. Или наоборот?
Может подмести пол, помыть посуду, помочь бабушке одеться, принести дров (по полену), воды (маленьким ведёрком). А ещё он обожает Барбоса и иногда горько плачет, если мама незаслуженно поругает. Смеётся, когда купается в речке, и брызги сверкают на солнце.
Провожая меня, Ольга вздыхает о трудной жизни, слепой матери, маленькой зарплате.
Отвечаю: дом свой, мать жива, работа есть, сын — помощник. Цени, что имеешь.
Ольга улыбается, машет на прощание.
Мои уроки не прошли даром — в пять лет Алёша уже читает бабушке «Конька-Горбунка». А по вечерам мы с ним идём на речку с удочками. Солнце, будто спелый подсолнух, медленно прячется за лесом, оставляя последние тёплые лучи. Облака, подсвеченные снизу, золотятся. Вокруг тишина, покой. Рыба клюёт исправно, и вскоре парочка карасей плещется в ведре. Мой кот сегодня сыт.
…Сегодня ко мне зашёл Ангел. Ему уже сорок два. Уважаемый врач, хирург. Раз в год навещает могилы матери и бабушки, а потом, с гостинцами, заходит ко мне. Все зовут его Алексей Сергеевич, но я-то знаю — он Ангел! Большой, добрый, с тёплыми, как крылья, руками. В любое время года ставит на стол корзинку с клубникой, садится у окна, улыбается. Пьёт чай с булочками, курит на крыльце, а уходя, обнимает меня крепко-крепко…
