**ДВА ЛАТТЕ**
— Добрый вечер, Варвара Степановна! Как обычно, два латте? — спросил я, глядя на её лицо, изрезанное морщинами, но не потерявшее былого изящества.
— Здравствуй, Сережа! Да, два латте, да ещё и пирожок с вишней, будь добр.
Она опёрлась на трость, зацепила её за спинку стула и, скрывая гримасу боли, опустилась у окна.
— Мы тут гадали, что вас задержало. Не поверю, что вы забыли, какой сегодня день. Я даже на улицу выскакивал — вдруг увижу вас, — сказал я, кивнув новенькой официантке.
— Голубчик, то, о чём подумал, непременно случится, да только когда — неизвестно. Не переживай, Сережа, всё просто — утром пошла за пенсией, а банкомат карту съел. Пришлось в отделение идти, а там очередь — будто все бабушки района срочно решили миллионы переводить! — Она усмехнулась, но усталость выдавали дрожащие руки и потухший взгляд. Да, годы берут своё…
Я работаю администратором в небольшой кофейне в самом сердце Нижнего Новгорода. Этот город, дорогой мне, хранит тысячи историй, и вот одна из них.
Начал я здесь в пятнадцать, мечтая накопить маме на новый телефон. Сначала мыл полы, потом стал официантом. После школы поступил на заочное, на психолога, а кофейня стала моей «практикой жизни». Здесь кофе не просто напиток — он развязывает языки, будит воспоминания, прячущиеся в закоулках памяти, где навеки поселились наши мечты…
Люди здесь самые разные: шумные подростки, влюблённые парочки, дамы с кавалерами почтенного возраста, мамы с детьми. Но одна пара запомнилась особенно.
Высокий седой мужчина и женщина, отчаянно цепляющаяся за молодость. Они приходили каждую субботу, несмотря ни на что. В дождь, снег или зной — Варвара Степановна и Геннадий Петрович шагали под руку по старинным улочкам и неизменно заглядывали к нам.
— Озябла, непокорная душа моя? Говорил же — зонт бери! Ноги с вечера ломит, а ты: «Дождя не будет». Ну и кто был прав? — ворчал Геннадий Петрович, наблюдая, как она, отставив мизинец, смакует латте.
— Не растаю! — сердито отвечала Варвара Степановна.
— Забыла, как прошлой осенью по лужам бегала? Потом бронхит месяц лечили! В нашем возрасте надо беречься.
— Ну хватит ворчать, дедушка. Всё будет хорошо. Лучше закажи мне ещё пирожок — они здесь такие вкусные!
Она кивала, как королева, а он, не отрывая от неё глаз, медленно размешивал сахар. Потом заказывал ей пирожок и с восторгом смотрел, как она ест, жмурясь от удовольствия.
— Люблю смотреть, как ты ешь. Удивительно — столько в тебя влезает, а ты не толстеешь! А я после операции и есть-то через силу заставляю себя…
Год назад Геннадия Петровича не стало. Но Варвара Степановна всё так же приходит, заказывает два латте, а пьёт один. Вторая чашка стоит нетронутой. Она сидит у окна, размешивает сахар, смотрит на улицу… Иногда плачет, вытирая слёзы батистовым платочком.
Как-то раз она рассказала мне их историю.
Познакомились они в библиотеке. Варвара упала со стремянки, а Геннадий подхватил её.
— Ты не ушиблась? — спросил он тогда. А я от стыда и боли слова вымолвить не могла — платье задралось, ноги голые… Он поставил меня на пол, и я увидела его глаза. Утонула в них. Его голос сводил меня с ума…
Поженились через три месяца.
— Спросишь, почему он? Не объяснить. Просто знала — мой. И ни разу не пожалела. Было всякое, но когда туман рассеивался, я понимала — выбор был правильный. Когда болела, он сам надевал мне шерстяные носки, приносил чай с малиной… Не хватает его, Сережа. Когда закрываю глаза — слышу, как он шаркает тростью. Половины меня нет… Но я верю, что мы встретимся. А пока… надо терпеть…
Хозяйка кофейни не раз предлагала не платить, но Варвара Степановна всегда отказывалась:
— За всё в жизни надо платить.
Сегодня, расплатившись, она медленно вышла, опираясь на трость. Я смотрел ей вслед и плакал. Хочу верить так же крепко, как она.
На столе остались две чашки — одна пустая, другая полная.
Пока на свете есть такие люди — хочется жить. И любить. Несмотря ни на что.
