Вспоминаю, как однажды моя тихая жизнь перевернулась с ног на голову. В наш дом пришел мальчик, и все изменилось. Он не должен был остаться надолго, но я видела, как между ним и нашей семьей зарождается связь. Когда пришло время его отпускать, я поняла — надо действовать. Успею ли помочь ему найти свою настоящую семью, пока не стало поздно?
В мои-то годы еще впутываться в такие дела! Казалось бы, жизнь научила меня уму-разуму, но судьба любит подкидывать сюрпризы.
Совсем как всякая уважающая себя женщина, я не назову вам свой возраст. Достаточно сказать, что прожила я достаточно, чтобы чуять неладное.
Жила я с сыном, Геннадием, и его женой, Алевтиной. Они уверяли, что так проще, хотя я порой сомневалась — кому именно.
Детей у них не было. Не оттого, что не хотели — любой видел, как они мечтали о ребенке. Но что-то их останавливало, какой-то невысказанный страх. Я не лезла в их душу. Есть вещи, которые человек должен решить сам.
В последнее время между ними росла трещина, словно в доме с покосившимся фундаментом. Они по-прежнему любили друг друга, но одной любви иногда мало.
А потом однажды вечером они вернулись домой не вдвоем.
Между ними стоял мальчик лет десяти, худенький, с глазами, полными тревоги.
«Матушка, познакомься — это Саша. Он теперь живет с нами», — сказала Алевтина, голос ее звучал мягче обычного, почти бережно.
Геннадий положил руку на плечо мальчику, но тот не расслабился. Саша лишь кивнул мне, губы его были плотно сжаты.
«Пойдем, покажу тебе твою комнату», — Геннадий увел его.
Я смотрела им вслед, размышляя: откуда взялся ребенок? В первый миг мне даже показалось, что они его украли. Эти двое и раньше влипали в истории. В молодости мне приходилось держать настойку пустырника под рукой — столько было у них безумных идей.
«Объяснишь, что происходит?» — спросила я Алевтину.
Она взглянула в коридор. «Пойдем на кухню».
За чаем Алевтина рассказала все. Они встретили Сашу в парке. Он сбежал из приюта, они вернули его, а потом Алевтину осенило.
«Он добрый мальчик, — сказала она, сжимая чашку. — Мы можем стать его временной семьей, пока ему не найдут постоянный дом. Это будет хорошо для всех».
«А ты не думаешь, что это неправильно?» — спросила я.
«Почему неправильно?»
«А если он привяжется? — настаивала я. — А если решит, что вы его родители? А потом его отправят к чужим?»
Она вздохнула. «Он и так был в приюте. Попал бы к другим. По крайней мере, с нами он в безопасности».
«Пока что», — заметила я.
Алевтина замолчала. «Гена тоже сомневался. Но я уговорила его — это правильно».
Спорить было бесполезно. Решение принято.
Саша изменил нас всех. Мы стали проводить время вместе — не просто под одной крышей, а как семья. Геннадий, вечно пропадавший на работе, теперь спешил домой. Хотел быть рядом — помочь, выслушать.
Я видела, как тревога и холод между ним и Алевтиной таяли. Они чаще смеялись. Говорили теплее. Стали теми людьми, какими были раньше, до всех этих житейских бурь.
Алевтина расцвела в роли матери. Помогала Саше с уроками, заботилась о нем. Она больше не витала в облаках — у нее появилась цель.
И я к нему привязалась. Он был любознательный, задавал вопросы, любил мои истории.
«Каким Гена был в детстве?» — спрашивал он с горящими глазами. Я смеялась и отвечала честно — сорванцом.
Я начала думать, не усыновят ли они его. Но спрашивать не стала.
Потом однажды Геннадий вернулся домой с серьезным лицом.
«Что случилось?» — спросила я.
«Для Саши нашли семью», — сказал он.
Алевтина замерла с тарелкой в руках. «Это прекрасно. У него наконец будет настоящая семья».
Я перевела взгляд с одного на другого. «И вы просто отдадите его?»
Геннадий потер виски. «Так и договаривались. Я сначала был против, но Алевтина уговорила. Мы не готовы к ребенку».
«А последние месяцы как справлялись?»
«С твоей помощью, — он взглянул на меня. — И то еле-еле».
Я хотела возразить, но тут услышала шаги на лестнице. В дверях стоял Саша, сжав кулаки.
«Вы врете», — тихо сказала я. — «Он вам нужен так же сильно, как и вы ему».
Лицо мальчика исказилось. Он развернулся и бросился наверх. Я не стала ничего говорить — только покачала головой и ушла.
В ту ночь я не спала. В доме было слишком тихо. На рассвете я услышала шорох в коридоре. Вышла — никого. Потом щелкнула входная дверь.
Я выскочила на улицу. По дороге шел Саша с рюкзаком за плечами.
«Куда это ты собрался?» — окликнула я.
Он обернулся, глаза круглые. «Ой, бабушка! А вы чего тут?»
«А ты?»
«Хочу найти свою семью, — пробормотал он. — Если Гена и Алевтина меня не хотят, я найду тех, кто захочет. В опеке должны быть документы, но мне их не показывают».
«И как ты это сделаешь?»
Саша пожал плечами.
Я вздохнула. «Пошли, помогу».
Глаза его загорелись. «Правда?»
Я кивнула. «У каждого должна быть семья».
Мы пришли в опеку. Высокое холодное здание. Саша нервничал.
«Как достанешь документы?» — спросила я.
Он огляделся. «Может, вы отвлечете охранника?»
Я вздохнула. «Ладно. Но быстро».
Мы вошли. Пахло пылью и антисептиком. Саша юркнул в коридор.
Я подошла к охране. Включила «слабую старушку».
«Ой, милок, — запричитала я. — Я заблудилась, ноги болят, не помню, куда шла…»
Охранник сжалился, усадил меня. На мониторе я увидела, как Саша выходит из архива. Он помахал мне.
Я вскочила. «Ой, полегчало! Пойду!»
Саша встретил меня в холле. «Бежим, пока не догадались!»
Мы рванули к выходу.
«Эй! — крикнул охранник. — Этот пацан что-то уволок!»
Но мы уже прыгнули в такси. Водитель резко тронулся. Я помахала охраннику в окно.
Когда отъехалиКогда мы вернулись домой, где нас уже ждали Геннадий и Алевтина с радостными глазами, я поняла — наконец-то все встало на свои места.
